ПЯТОЕ ПУТЕШЕС ГУЛЛИ. Владимир Савченко

  Без Окнч для >  7 -значн слов
Дата: 02-02-2003
Начало обработки в 04:42:19

  
 Влади САВЧЕНКО

                   ПЯТОЕ ПУТЕШЕС ГУЛЛИ

                           Повесть

Весь покры зеленью,
Абсолю весь,
Остров Невез
В Океане есть.
Там живут несчас
Люди-дикари -
На лицо ужасные,
Добрые внутри.
           Песенка из кино

   ПРЕДИСЛ 
   Михаил Зощенко написал "Шестую повесть Белкина", братья Стругац "Второе
нашест марсиан" (совсем не по Уэллсу, кстати), - лиха беда начало. И вот
перед вами, уважае читат, "Путешес Лемюэля Гуллив, сначала
хирурга, а потом капит несколь кораб, в страну тикита" - пятое по
общему счету.
   Тот, кто внимате прочел четыре предыду путешес: в Лилипу, в
Бробдин, страну велика, на Лапуту (с заезд в Бальниб, Лаггнег,
Глаббдоб и Японию) и в страну гуингнг, - не мог не замет, что герой,
отправл почти во все странст корабел хирур, нигде себя в таком
качес не проявил. Правда, следует учитыв, что в те времена, когда
святая церковь воспрещ врачам дейст с "пролит крови", хирургия
(подревнегр "рукоприкла") вовсе не считал верши в медиц,
как теперь; его даже отдав на откуп цирюльн и банщи - вспомним
вывески "Стрижем, бреем, кровь отвор". То есть титул "корабел хирург"
равня, в лучшем случае, фельдшерс. Но и в этом случае - все равно
никак: Гулли нигде даже вывиха не вправил.
   Почте к Свифту не позвол нам считать, что он допус - элемент
литерату ошибку, повесил "нестреля ружье". Легче - да и интерес -
принять, что было еще одно путешес, по каким-то причи не преда
гласно, в котором герой как раз и проявл себя в надлежа качес.
   Вот это оно и есть.
   Помимо того, до сих пор остае тайной, как Джона Свифт и его герой в
начале XVIII века смогли узнать то, что астрономич наука устано
только полтора столе спустя: наличие именно двух спутни у Марса и
параме их орбит.
   Данное путешес раскрыв и эту тайну.
   При всем том считаю нужным объяв сразу, что мое почте к великому
сатир не простира так далеко, чтобы ради него отказат от своего
взгляда на вещи и своей манеры изложе. "Le style s`est l`homme", как
говорят франц: стиль - это человек. Читат несомне заметит некот
вольно в переск еще одного замечател путешес Л. Гуллив,
утаенн им по указан в конце мотивам от современн, но, я надеюсь, не
будет слишком на меня в претен.

   ГЛАВА ПЕРВАЯ, ТРАДИЦИ
   Автор отправля в плава и попад в перед 

   ...Волна вынесла крестообр обломок верху фок-мачты, к котор я
был привя, на галеч пляж. Моя левая рука, свесивш с перекла,
пребол ударил о камни; в ней что-то хрустн. Но я был не в состо
ощутить боль.
   Не могу и сейчас определ, сколько дней носили меня морские стихии на
этом обломке после того, как наш корабль "Север олень" наско на рифы.
Привяза я сам, когда понял, что начинаю впадать в забытье. Впоследс я
так и не встре никого из команды корабля, ничего не слыхал об их судьбе;
вероя, все погибли. Да и со мной дело шло к тому же: снежная буря в южных
приполя широтах и последу долгое купание наград меня воспале
легких - я был в жару и вместо стонов хрипел; ссадины, получен во время
кораблекру, воспали и от дейст морской воды превраща в язвы.
Все эти дни у меня не было ни крошки во рту, ни глотка воды. После
ударом, который, похоже, сломал мне руку, стихии добив меня.
   Боль в руке все-таки принуд меня очнут. Я лежал распя на своем
обломке, не имея сил ни отвязат, ни, что хуже, борот за жизнь, бороться
со своей злосчас судьбой, коя постоя вверг меня в беды. Судя по
тому, что солнце висело в зените и палило вовсю, меня вынесло на сушу где-то
в тропи. Свесив голову влево, я увидел, как пляж перехо в обрыви
берег, по верху котор растут деревья с пышными кронами. Вскоре вода
перест омывать мои ноги, шум волн о гальку утих - начался отлив. Значит,
до прилива я успею умереть на берегу и акулы не сожрут меня живым, как они
уже пытал. Мысль эта прине мне удовлетво.
Когда появил "призр", я и их воспри соверше споко - как
видения предсмерт бреда, а может быть, уже и загробн мира. Странным
показал лишь то, что они говорят на каком-то звонком, чирикаю языке; но,
собстве, почему я решил, что на том свете все должны изъясня по-
англий?
   Эти сущес освобод меня от пут, а затем и от одежды (в чем я тоже
усмот определе логику), приподн, поддерж, влили в рот воды.
Свежая влага на минуту вернула меня к жизни, я поднял голову, смотрел
воспален глазами: сущес как бы были и как бы не были - вместо тени они
отбрасы радуж ореолы, вместо плотных тел имели что-то переливч,
сквозь что искаже просматри обрыв и деревья на нем... но в то же
время по очертан и вполне человече. Нет, это не могло быть
реально! Я сник, уронил голову.
   Потом меня укладыв на носилки, везли (судя по колыхан, между двумя
лошад) по дороге в тени дерев, снова укладыв на что-то неподви,
упругое, пахну кожей; смазали все тело бархат мазью, от которой кожа
смягчил и перест саднить; поили какой-то пряной влагой. Затем меня
перевер на спину и, придерж за руки и за ноги, начали весьма
чувствите колоть под мышками и в паху с обеих сторон - причем с каждым
уколом в меня будто вливал и расходи по всему телу что-то дурманя.
   Как уже сказано, я был в жару, в полузаб и, хоть и ежился от
прикоснов "призра", вздраги от уколов, но в целом прини все как
должное: раз здесь - где бы ни было это здесь - это делают со мной, значит,
так и надо. После десятка уколов я не то впал в беспамят, не то уснул.
Просну я от светив прямо в лицо лучей солнца. Я лежал ничем не покрытый
(не чувст, впрочем, холода) на упругой постели. Самочувс было заметно
лучше вчерашн, хотя жар еще остава, голова пошумли; в левой руке ниже
локтя пульсиро тупая боль. Хотел есть - первый признак выздоровл.
Нескол минут я лежал неподви, прикрыв глаза, вспоми вчераш и
пытался понять обстано. Честно говоря, мне хотел, чтобы многое из
привидевш вчера остал сном или бредом.
   Открыл глаза, повел ими в стороны: комната с белым потол и тремя
стеклян стенами, солнце, поднимающ над пологой зеленой горой,
яркоси небо, ветви близких дерев. Четвер стена была глухая.
Чувствова присутс многих людей и направле на меня внима.
   Неловко подня, сел - подо мной был обитый черной кожей топчан, -
огляде. Да, не сон то был вчера и не бред: за прозрач стенами на
ярусах амфитеа расположи "призр". Их были сотни, многие сотни. И
все смотр на меня.
   В первую минуту мне было не до встречн разглядыв их - я
спохват, что предс перед туземц нагим, прикры рукой, заверт
в поисках одежды. Но ничего не нашел. Толкнул дверь в глухой стене - заперта.
Осмотре еще: в комнате ни портьер на окнах, ни гобеле, ни коврика -
вообще, ни клочка ткани, которым я мог бы обмотат, чтобы выгля
прилич. Только топчан да зеркала по углам в рост челов - но и у них
стекло составл одно целое со стенами-окнами.
   От возмуще я забыл о голоде и боли в руке. Вот так: меня выста
напоказ. Для них, прозрач существ, обычный человек - диков, вот и
выстав. Глазеют. Что делать: протесто? ругат? рычать? - чтобы им
стало еще интерес?..
   Я сел на топчан, скорчи, стара выгляд поневин, попыт
успокои. Туземцы, дикари, дети природы, что с них взять; развлеч
мало, вот и.. Глазеют - это еще ничего, бывает, что и едят. (Непох, что
дикари: такие стекла я не видывал и во дворцах, пол блестит, как
лакирова, большие чистые зеркала...) В конце концов не впервой: в
Бробдинг меня хозяин возил в клетке, показы в тракти за деньги;
правда, одетым и при шпаге. (А здесь, интере, за деньги или так?)
   Ну что ж, раз они рассматри меня, мне ничего не остае, как
рассматри их. Не исключ, что среди этих любознате ребят придется
прове остаток дней, надо привык. Поверну так, чтобы солнце не
слепило глаза, поднял голову - и едва удержа, чтобы тотчас не опуст ее
и не зажмури. Холод вошел в мою душу.

   О мужестве челов говорят, что он умеет смотр в лицо смерти. Но
предста себе многие сотни "смертей" в их общеприн воплоще (правда,
без саванов и кос - да что те косы!), расположив в вольных позах на
амфитеа и глядя на вас с интере и ожидан. Каков тогда окажется
самый мужестве человек? Поэтому не буду кичит своим мужест: от
немедлен сумасшес меня спасло не оно, а то, что я врач: предме
медицин позна. При прохожд курса не однажды доводил, вскры
и препариро трупы, зарисовы вид и располож внутрен органов.
Скелет же хирургу вообще полож знать на ощупь, каждую косто. И, овладев
собой, я постара смотр на тузем спокой взгля специал.
   ...С изряд неуверенн, тем не менее, я присту к описанию
тикита (таково самоназв этого народа). Во-первых, понимаю, какие
чувства может вызвать у читате неприкр натурно его, - сам их
пережил. Во-вторых, литерату возможн у нас здесь крайне огранич.
Наибо отработ в нашей художеств литерат описа лица -
единстве постоя обнажен у европей части тела, виду которой в
силу этого мы придаем исключите значе. "Лицо - зеркало души". Я уж не
буду говор о том, что каждый знающий жизнь относи к этому тезису
скептич, ибо не раз претерп от ловка с открыт, честн лицами
или от женщин; какое к черту зеркало! Но следует помнить о том, что мы
вынужд так считать - просто в силу необходим: было бы обнаж у нас
другое место, его считали бы "зерка". И примените к нему писатели
строили бы свои великоле описа движе души: "его грудь омрачил от
печали", "его спина побагро и напрягл от гнева", "его поясница
зардел от смуще", "его ..."- впрочем, дальше не будем.
   Теперь предста, что все, решител все в челов досту вашему
взгляду - и даже более то, что внутри, а не снаружи. И если до этого вы - на
основа рисунка, сделанн со случайн мертв, - были уверены, что
внутренн у всех одинак, то теперь вы убедит, что ничего подобн:
внутрен облик у каждого неповто свой. Более того, там - от разных
настрое, состоя, а равно и извес, слов близких и т. п. - что-то
омрачае, светл, искажае, вытягива, багров, бледн... И
каждый орган, каждое место в "инто" (так назыв тикит свой полный вид)
имеет свое выраже - настол краснореч для понимаю его, что по
нему узнают о челов куда больше, чем по лицу. На него тикит нечасто
обращ внима.
   Но, к сожале, в силу скудно литерату средств об этом я могу дать
читате только общее представл, не более. В конкрет же дальне
описан могу лишь обещать, что не будут перепут сердце и желудок (и иные
органы, разумее) - а в осталь, как говори, да поможет мне бог!
Скелеты сидящих в амфитеа бросил мне в глаза не потому, что были
замет прочего, а - страш. Напуг. Они тоже были прозра, все кости
янтарно просвечи; приглядев и привык, я нашел, что выгля эти
каркасы вполне респектаб. Да и ниши глазниц смотр не зловеще черными
провал - ведь в них находил глазные яблоки. По строе скеле (и
только по этому) я отличал мужчин от женщин; и тех, и других здесь было
приме поровну. Головы дам украш темные волосы, собран в высокие
приче.
   Наибо заметн у всех были области головы и позвоноч из-за
непрозрач мозга, а также сердца, печени, почки и крупные сосуды - из-за
непрозрач крови. Причем, поскол ткани этих органов и сосудов тоже
были прозра, то выгляд они все непривы, размыто: алые и
темно-красные пятна в серед туловищ с отростк сужающи и ветвящ
полос того же цвета. Пятна сердец и полосы крупных сосудов ритмично
пульсиро, то расширя, то сужал. А чем дальше от сердца, тем более
мельч и дробил потоки крови, растека в кружева капилля, кои не
были видны, а замечал окрашива мышцы и ткани розовато.
   "Многое отдал бы сэр Уильям Гарвей, чтобы увидеть это!"- подумал я.
   Не было более ни страха, ни возмуще (раз я вижу то, что вижу, то и они
все нагие, значит, это в порядке вещей здесь, - чего же обижат). Я
смотрел, подавш вперед. Ближние туземцы сидели в несколь ярдах от
стеклян стены; за желто-прозрач лбами их (у некото он перехо в
лысину) я отчетл разли изборожде извилис складк серую
поверхн мозга. От головы в янтар шейные позво и ниже, до поясн,
опуска вырост спинн мозга; от него во все стороны растека такой же
сложной сетью, как и кровено сосуды, но куда более тонкие, нити нервов.
Прочие внутренн, как и мышцы, и кожа, были настол прозра, что
угадыва более всего по преломл ими света. В животах некото туземок
что-то искрил, поблески - издали я не мог разгляд что. Сидев в
первом ряду мужчина с массив костя поднес к зубам трубку: дыхател
горло и легкие его голубов очертил от затяжки дымом.
   "Мозг и кровь, - вертел у меня в голове, - кровь и мозг!" Скелет -
каркас и опора тела, мышцы движут, пищеварите органы питают... Но если
бы мне предлож выдел самое главное, то для разумн сущес иного и
не выбер, кроме мозга - носит разума, и крови - носитель жизни. То
есть вряд ли, что это у них сами, от природы, выделил наимен
прозрачно главные вещес разум жизни... выходит, выбрали?!
   Но если так, то я попал совсем не к дикарям. Наобо, вполне возмо,
что это я в их глазах выгляжу дико. Эта мысль застав меня отвлеч от
наблюде прозрачн (теперь и в уме мне не хотел именов их
туземц), перене внима на местно.
   Амфите расширяющ дугами ступе из белого камня поднима на два
десятка ярусов; по бокам и в серед были проходы. Далее в гору шла прямая,
мощеная и усажен по бокам деревь улица; по обеим сторо ее стояли
дома в один или два этажа, стены которых блест сплошн окнами. Слева от
амфитеа углом выступ многоэта здание сложной архитек, тоже
почти все из стекла. Непох местно на дикую, совсем непох!
   Из глубины улицы примч на лошадях двое, соскоч, зацеп поводья за
колышек, сами стали пробира по ступе вниз. Это были мужчина и женщина,
видимо, опоздав к началу зрелища. Лошади - непрозра, одна гнедая,
другая вороная, хорошо ухожен - стояли смирно, только подерги кожей и
помахив хвост. Мой взгляд задержа на них гораздо дольше, чем они
того заслужи; я почувств носталь, вздох.
   Внизу слева тоже произо движе. Перев глаза туда, я увидел, как на
возвыше в форме усечен пирам из того же светл камня подня
трое; их янтар скелеты выраж достоин, в руках были кожаные папки.
Одноврем сверху, прямо перед стеной-окном моего дома, появил и начала
медле опускат люлька, похожая на ту, в которой маляры и штука
перемеща вдоль стен, но более ажурная, сделан из бамбука. В ней
находи долговя худой туземец, который делал какие-то указую жесты, а
рядом с ним весьма обшир женщина; она - в этом я не мог ошибит - стояла
спиной ко мне. Механ, который переме люльку во всех направле,
находи, вероя, на крыше домика, я его не видел.. Люлька на некот
время зависла напро меня, затем поплыла к пирам и разверну так, что
женщина в ней оказал спиной к тем троим. Мужчины один за другим что-то
говор, указыв в мою сторону то рукой, то папкой; когда речь длилась
долго, люлька поворачи женщину в ней спиной ко мне.
   По этому ритуалу да еще по тому, что взгляды сидев в амфитеа теперь
преимущест были устремл к пирам, я заклю, что на ней наход
немалова особы, какие-то сановн, а может быть, и здешние правит.
Вспом, что учтиво и хорошие манеры никогда меня не подвод, я
приблиз к левой стеклян стене, отвесил этим троим глубо поклон - с
выставле ногой и надлежа взмах правой руки, хоть и без шляпы в
ней; не уверен, что у нагого это выгляд слишком уж изящно, но что
оставал делать! Затем распрям и обрати к сановни с речью. Я
сказал, что благода от всей души за мое спасе и рад буду отплат за
это услуг, какими только смогу, что родом я из могучей и просвещ
державы, которая имеет много заморс владе и охотно устано отнош
с данной террито; а сейчас я желал бы, чтобы меня выпуст из этой
комнаты, вернули одежду и дали поесть. Послед просьбы я подкр
краснореч жестами. Люлька с худым тузем и неподви дамой в это
время приблизи ко мне. Вряд ли я был понят и даже отчетл услышан через
стекло, но сановн смотр на меня благоскл, а один даже кивнул. Во
всяком случае мои манеры и внятная речь могли произве на них впечатл,
что я не дикарь.
   Внеза в амфитеа произо оживле. Туземцы указыв на меня,
переговарив. Затем зааплодир, причем аплодисм явно адресов
тем троим на пирам: они довол кланял. До сих пор я так самозаб
рассматр прозрачн, что не задумыв над тем, какое впечатл
произв на них сам - своим телом, кожей, осанкой, лицом. А оно тоже должно
быть изряд, все-таки белый человек не такой частый гость в этих широтах. И
чего это они возбуди, указыв на меня - будто только увидели, а не
рассматри добрый час?
   Я подошел к зерка, образую левый угол комнаты, взгля... и едва не
гряну на пол от стыда, отчая и ярости. Я был теперь более чем голый, на
мне не было кожи!
   То есть она сохрани, я ощутил прошед по ней, по спине и бокам
мороз, чувство на ощупь - и в то же время исчезла, раствори, сдела
прозрач. Моя белая кожа, признак европе, признак расы! Я стоял перед
зерка как освежева, весь в багро мышцах, которые около суставов
переход в белую бахрому соедините ткани и в тяжи сухожи. Нетрудно
было угадать, что произой дальше. Так вот для чего меня вчера кололи,
впрыски что-то в тело: меня хотят сделать прозрачн, таким же, как и
они все. И зачем мне вчера не дали умереть споко?!
   Шатаясь, я дошел до топчана, рухнул на него ниц. При этом в левой руке,
которуя я нерасчет выста для опоры, что-то снова хрустн - и от
сильной боли я потерял созна.

   ГЛАВА ВТОРАЯ
   Автор станови прозрач. Его размышл о покро и скрытно. Он
исправл себе перелом. Опрометч посту. Первый контакт 

   Вероя, я довол долго проле в беспамят: когда очнулся, солнце
уже не грело мою спину, ушло за крышу. Но и придя в себя, я счел за лучшее
лежать; чтобы обдум ситуа, это было удобней, чем маячить перед глазами
у всех. Тем более, что я знал, каким теперь предст перед туземц...
   Этот ужас, отчая... что, собстве, случил? Все мое при мне, если
не считать одежды. Я жив, на пути к выздоровл (хотя вчера уже примир
с гибелью), в сравнител безопасн. Почему же -чувст себя так, будто
меня непопра изуродо?
   Потому что я, хоть и медик, но человек своей среды и своего времени.
Скелет для нас символ смерти, тлена и праха, а уж потом каркас тела, опора
его и учебное пособие. Вид внутренно - тоже признак либо смерти
(вскры), либо страш зияющей раны, от которой недал до смерти.
(Приба сюда и постоян впечатл от потро рыб, кур, уток, поросят -
всей разделыва на кухне живно.) Да еще многовек стара святой
церкви, коя протест против "проли крови" и хирургиче опера,
против анатомиче исследов - против всего, покушающе на идею
божествен происхожд челов, идею, которой мы охотно следуем и без
усилий святош: конечно же, мы не такие, как прочие твари. Да, внутренн у
нас есть - но их существов неприли.
   Нескол прилич нагая натура. Церковь и за нее по головке не гладила,
низверг и разбив антич скульпт. Но художн приноравлив,
запечатле на полот натурщи и натур в виде библейс святых:
распя Христы, Марии Магдал, святые Инессы, прикры только волос,
побивае камнями святые же Себасть, искушаю Иосифов нагие Вирса,
искушае святой Иероним... и прочая, и прочая. Если отвлеч от
казеннопо сюжетов, то сутью всех картин было одно: утвержд облика
челов. Именно с обнажен натурой связаны художеств каноны красоты
тела, классиче пропор.
   Но это в искусс, коего обычная жизнь всегда пошлей. В ней прили и
красив Человек Одетый. Хорошо одетый. Именно он и есть гомо сапиэнс. К тому
же можно скрыть изъяны телослож, с помощью тканей, стега ваты,
каблу, шнуро и т. п. повыгод подать себя. Я оскорб (и даже
напуган) неприли того, что сделали с собой туземцы и что они делают со
мной. Но чем, скажите, прилич все эти ватные груди и плечи, засупоне в
тугие корсеты вялые животы или ватные валики, подкладыв дамами под юбку,
чтобы соблазнит выпят свой невоодушев плоский зад! Я уже не
говорю о подкрашив и оштукатури лиц. Да и у мужчин... Какое
громад значе, к примеру, мы придаем своим волосам - и какое значение
вслед за нами им придают портрет и романи, как старате они
выписыв и описыв наши шевел, приче, усы, бороды, баки, брови!
Чем, скажите, волосы на голове для выявле индивидуаль нашей важней
тех, что растут под мышками, на груди или в паху? Взял и сбрил: внешн
изменил, а суть? Покровы защищ нас от стихий? О да: нижнее белье - от
воздейс на кожу верхн платья, дом или экипаж с лакеем на запят - от
воздейс сырости на верхнее платье. Для защиты от стихий так много всего
не надо.
   Мы лжем своим видом не меньше, чем словами. Скрытни в одном,
выпячив сверх меры другое. Изо дня в день, из века в век. И так привы,
что остат без прикры - одеждой, волос или хотя бы непрозрач
тела - для нас катастр. И для меня тоже? Ведь я-то знаю, что главное в нас
- внутри, а не кожа и не румянец на ней. Почему же это должно быть скрыто?
Что краси - внешно или внутренн?
   ...Был такой Леона да Винчи, флорент, извест картин и
фреск. В Виндзор библиот храня кипы его анатомиче рисун;
они, безусло, всегда будут менее популя, чем "Мона Лиза" или "Тайная
вечеря", но я их рассматр подолгу. И не только из профессиона
любопыт: там даже рисунок распилен пополам черепа наводит на
размышл о смысле и красе живого. Картины Леона, где выпис внешнее,
будут жить долго именно потому, что он хорошо знал и внутрен.
   И то, и другое - прекра, если в этом есть правда, есть жизнь, есть
мысль.
   ...И вот люди, у которых все пошло в другую сторону: их "внешно" суть
внутренн. И ведь похоже, что не от природы это, а сами делают свое тело
прозрач. (Качес для живой ткани, кстати, не такое и диковин: медузы
прозра, улитки, некото морские рыбы; да и у нас в тонких местах тело
просвечи, особе у детей). Ну, не без того, что климат здесь
благода, тропиче, одежды не слишком нужны. У них из этого всего
возни свои нормы общежи, прили, представл о человеч
красоте... лучше или хуже наших? В одном отноше должны быть лучше: меньше
возможн лгать своим видом, меньше скрытно, (боюсь, что это слишком
хорошо и для меня самого, - но куда денеш!..) И - это интере.
   Эти сумбур мысли были хороши тем, что дали мне мужес поднят. Я
сел на топчане, стара не обеспок левую руку. Тузем в амфите
поубави; многие приветств меня поднят руки - теперь я был им
свой. Люлька с худым мужчи и полной дамой (кото все так же стояла
спиной ко мне) висела перед домом.
   Я подошел к зерка в углу. И - как ни убедите доводы рассу, но
чувст не прикаж, - после первого взгляда на себя зажмури; это было
бессмысл, ибо и сквозь веки я теперь видел, только искаже. "Что же они
со мной сделали?! Что от меня остал?!.."
   Раскрыл глаза, приня смотр - что.
   Из внешн - только волосы: отрос за время скита темные пряди,
щетина усов и бородки, брови; все они видны с корнями, не касающи костей
черепа. Еще глаза, синие радужн с черными зрачк на белых глазных
яблоках, которые свобо парят в глазни. И зубы - все тридц два на
виду: по четыре крепких белых резца сверху и снизу, по паре клыков и по
десятку корен. Я обычно горди тем, что, несмо на трудную жизнь, у
меня целы и крепки все зубы, - но сейчас был не прочь, если бы их оказа
помен. Вот и все черты, которые я могу призн своими. А в осталь я не
я и плоть не моя.
   ...Нос, мой прямой, правиль нос с четко вырезан удлинен
ноздр и умерен высокой горбин, нос, который делал мое лицо
мужестве и привлекате, которым я любова, бреясь по утрам, - где
он?! На месте его постыд черный провал, как у сифилит, а сверху
корот костный выступ, разделе трещин-швом. Потро - есть,
повер голову - что-то чуть обрисова, обозначи перели света и
искажен конту провала. Но это же не то!
   А уши? Вместо краси, прилега к черепу ушных раковин с корот
мочками - чутош блики - перел света да нескол прожи у височных
костей. И все?..
   (Читат поморщи: то размыш на несколь страни, теперь
верти перед зерка, как кокетка... а где дейст?! Какое вам еще, к
едреной бабушке, дейст, уважае читат? Должен же я разобра в
своем имущес. Случись такое с вами, вы бы дольше торчали у зеркала.)
   Словом, хорош. "Веселый Роджер", прямо хоть на пиратс флаг.
   Для полноты впечатл сложил крестом перед грудью прозрач руки - и
левая сразу напомн о себе толчком боли. Что у меня там? Рука
просматрив наскв: лучевая и локте кости, вена, артерия,
сухожи... только в больном месте все мутное, будто в розовом тумане. Ага,
вон что: скрытый перелом лучевой вблизи локтя, косой разлом, верхняя и нижня
части кости разошл, между ними просвет.
   Прибли левое предпле к зеркалу так, чтобы видеть все с двух позиций,
стиснул зубы - и правой рукой (не обращая внима на то, что вместо пальцев
видны одни фаланги) свел обломки точно, излом в излом. На лбу, на незримой
коже, от боли высту пот. Но сразу стало легче: попал. Хотел бы я всегда
так вправл перел!
   Шум за стекл. Огляну: мне аплодир, некото подняли большие
пальцы. Оценили, смотри-ка!
   От этой опера я ослабел. Верну к топчану, сел. Меня сейчас мало
заним то, что я - зрелище для прозрачн. Оглядел комнату и понял, что,
пока я лежал в беспамят, в ней побыв: угол возле глухой стены был
отгоро бамбуко ширмочк. Подошел, загля - что там?
   Стуль из досок, под ним посуд с крышкой и одной ручкой... как мило с
их стороны. Рядом сиденье, во всем похожее на стуль, только без дыры; на
нем три такие же посуд с одной ручкой, но меньших разме. Поднял крышки:
в одной нечто вроде супа с кусочк овощей и мяса, в другой - отвар рис с
какими-то мелкими фрукт, в третьей - комки душист поджарен теста.
От вида и запаха пищи у меня даже в голове помутил: наконец-то! Зацепил
здоро рукой сразу две кастрюл, отнес на топчан, сбегал за третьей, сел
и приня поглощ рис и выловле из супа куски мяса, запивая бульо и
заедая пончик. Сначала даже челюсти сводило от голода.
   В увлече я совсем забыл о тузем, но после несколь глотков спиной
почувств: что-то не так! Огляну: люлька исчезла, зрители поднима
со ступе, удалял вверх. К лицам некото настол прилила кровь, что
я увидел - едва ли не единстве раз - их внешние черты. Очерта были
промежуто между европейс и азиатск и у всех выраж негодов.
Негодов цвета зрелого помид. С пирам поспе спуск
"санов" с папкой.
   ...Откуда мне было знать, что сейчас я совер неприли посту и
невозвра роняю себя в глазах тикита. Конечно, не будь я так смерте
голоден, то все-таки задума бы, почему еду мне остав за ширмой и рядом
со стульча. Я подумал бы и о том, что поскол прили прозрачн, то
должно быть неприли все непрозра в теле, чужерод, как отторга,
так и усвояе. Прили ли выгля наполне экскремен прямая кишка?
Но ведь подоб картина получае в верхней части тела при питании, в
пищев и желудке. Ни один тикитак не позво себе показат на людях как
с неперевар пищей в желудке и кишечн, так и с неопорожне нижними
кишками; исключе допуска только для младен. (Иное дело тогда, когда
пищеварите система использу для украше, но об этом я расскажу
особо.)
   Боюсь, что этому своему промаху - наряду с так и оставши непрозр
скеле - я и обязан кличке "Демихом Гули"- получел Гули; от нее я не
избави до самого конца. Живот оба дейст, и питание, и испражн,
соверш открыто; подли разум люди (то есть тикит) скрыв от
посторо глаз; сущес же, которое одно соверш скрытно, а другое нет,
- получел. Логика есть. К тому же я, изголодав, накину на пищу с
живот жаднос, жрал... Так и пошло.
   "Санов" с папкой ворва в комнату, быстро перемес ширмы к топчану,
чтобы они заслон меня от стеклян стен, погро мне рукой и исчез,
защелк дверь. Я только успел разгляд, что он невысок и широк в кости.
(Очень скоро я узнал, что трое на пирам были вовсе не сановн, а простые
медики, проводи экспери со мной, пробу на прозрачн. А этот,
ворвавш" Имель, стал моим опеку, другом-прияте, а затем и
родственн. Сановн же и городс элита как раз и сидели в первых
рядах.) Как бы там ни было, я очистил все три посуд и почувств себя
бодрее; жизнь продолжа. То, что в амфитеа поубави зрите, мне
тоже пришл по душе: надоели. Я верну к зерка - осматри себя,
привык к новому виду.
   ...Да, теперь я непохож на себя и похож на них: прежде всего замеча
скелет, размы алые пятна печени и пульсирую сердца, полосы крупных
сосудов - всюду парами, артерии и вены. Выделяе наполне пищей желудок
- прежде он был почти не заметен. Все оплет ветвящи до полной
неразличи нитями капилля и тонкой сетью белых нервов. Мышцы же,
соедините хрящи, стенки извилис кишок, перепо диафра -
прозра, как вода, лишь преломл-искаж контуры того, что за ними.
   Кстати, почему так? Надо подум... Меня кололи под мышками и в паху,
туда вводили эту дурманя жидко, а не в вены. Похоже, что они в
лимфатиче узлы ее вводили, в ту систему ткане жидко в нас, что век
назад открыл италья Бартол. "В "бартолин узлы". Поэтому и
опрозрачн ткани, более других богатые лимфой. Поэтому же выделя
кости, нервы и сухожи. Скелет мой выгля контрас, чем у тузем,
все кости непрозр, без намеков на янтарь; видимо, не сразу это
достига. В осталь же - крупный, хорошо сложен мужской костяк.
Прекра сохранивш, как сказал бы тот старьев с Риджент-стрит, у
котор мы студент вскладч покуп такие по цене от двух до двух с
полови гиней; женские шли дороже - от трех. Только этот еще неважно
отпрепари, у суста бахрома и обрывки тяжейсухо, - их полага
срезать.
   Я поймал себя на этих профессиона мыслях, потер лоб: о чем я, ведь
это же мой скелет, основа моего нынешн облика! И он живой, ибо я жив. Его
(мои!) сухожи держат невиди мышцы. Качну, подбочен, отставил
ногу... все выгляд так страшно, что снова мороз прогуля по незримой
коже: оживший препариру мертвец сбежал из анатомиче театра и
рассматри себя в зеркало.
   Ничего, споко, все мое со мной, никуда не делось.
   ...И легкие видны не сами по себе, а лишь густой сетью мелких сосудов,
оплетаю две полости под ребер решет. Поскол же и сосуды заметны
лишь по наполне их кровью, то эти сетча полости будто мерцают в такт с
ударами сердца: то есть, то нет (У куривш прозрач из первого ряда
легкие обознача по-настоящ... не начать ли курить?) Сделал неско
глубо вдохов: ребра приподним и раздава в бока, затем опадали,
сетка сосудов на легких тоже расширя и съежива - и нитяные потоки
крови в них стали ярче. Вот оно как!
   А какова теперь мимика, движе лица, выражаю мои чувства? Напри,
удивле: поднять брови, расшир глаза. Худо дело: брови-то поднял, но
изза невидим морщин на прозрач коже движе смазал; а глаза и без
того раскр до состоя крайн изумле. Не лицом здесь, видимо,
выраж это чувство... Но хоть улыбка-то должна действо, как же без
улыбки! Щедро растя незри губы. Ага, кое-что есть: под собравши на
прозрач щеках складк крупнее - вроде как под увеличител стекл -
выделил корен зубы, резцы же и клыки стали чуть меньше. А если
насупит? Сжал и свел губы: боковые зубы уменьши; в этом было что-то
даже угрожаю. Мда... Что ж, надо запомн, буду знать, кто серди, кто
располо ко мне. Ссадины и ушибы на моей коже оставал заметны, но будто
парили над костями; ткани тела под ними, воспале и опухшие, оказыва
мутнее и розовее, чем в иных местах. Значит, понял я, по-настоящ прозр
может быть только здоро живая ткань...
   Не буду далее утомл читат описан того, как я прони в свое
"инто", в свой внутрен облик. Зачем ему, в самом деле, знать о качест,
которые он вряд ли когда-нибудь приобре, - растрав себе душу?..
Перей лучше к повествов, к описа дейст.
   День клони к вечеру, амфите обезлю. Трое с папками спустил со
своего пьедест, вошли в комнату и обступ меня. Не стану уверять, что я
не испуга: все-таки трое на одного, а я к тому еще нездо, с переб
рукой. Наверно, они это замет, да и как не замет: зачаст сердце, все
внутри напрягл. Один туземец мягко взял меня за правую руку, другой
положил прозрач, но теплую ладонь на плечо, третий - уже знако мне
коротыш - приста руку к области, моего сердца и сказал споко:
   - А тик-так, тик-так, тик-так, бжжиии...
   - А тик-так, тик-так, тик-так, бжжжии... - подхват двое других.
   Я и сам, стрем подлади, хотел повтор эту фразу, но у меня вышло
только: "А!.."- вместо остальн зубы выбили дробь. (Теперь я вспоми об
этом с улыбкой: скелет пугают, а видел ли кто скелет, у котор челюсти
от страха ходят ходуном? Но это теперь...)
   Не сразу я понял, что их "тик-так" идет в ритме моих сердеби.
Постепе они замедл темп - и мое сердце подчиня ритму этой фразы! За
минуту они свели частоту моего пульса к норме, я успокои. А затем увидел,
что сердца у всех нас четве бьются одинак! В один миг сокраща,
начиная с краев, выталки кровь вверх и вниз, в артерии, в один миг
расслабля. Никогда я не пережи ничего подобн: я не знал еще ни
слова на языке этих людей, ни их имен, минуту назад опаса их, а сейчас
испыты к ним безграни доверие, чуть ли не родство душ.
   Такова сила этой фразы и ритуаль приема (возмож, понятно, только у
тикита). Потом я узнал, что с него у тузем начинаю любые серье
общения: беседы, пропов, обсужде. А если посреди них возник споры,
разногл или иная сумят, прием повторя до успокое и
взаимопони.
   После этого медики подвер меня процед, в которой, как мне
показал, сильно злоупотре моим довер: повал на топчан и
принял, поворач и переворач, сильно щипать в разных местах - с
вывер. Действо они увлече, указыв друг другу места, где надо
щипнуть, спешили оперед один другого, толкал, чуть ли не ссорил.
Некото местам достал по два-три преболь щипка. Я чувство себя
вряд ли лучше, чем во время той атаки акул, едва сдержив, чтобы не
заорать, не вскоч.
   Покон в этим, все трое принял поглажи меня, успокаи той же
фразой: "А тик-так, тик-так, тик-так, бжжиии..."- и замедл ею мои ритмы
настол, что я расслаб, почувств сонливо - и уснул. Утром
следующ дня я просну здоро, без жара и хрипов в легких. Исчезли
ссадины на теле. Даже лучевая кость в месте сведенн мною перел уже
обволок белесым мозолис телом - призна надежн сраста.
   Таковы были эти щипки.

   ГЛАВА ТРЕТЬЯ
   Автора предъяв академиче комис. Он поселяе у опекуна. Дерево
тиквойя и его плоды. Семей жизнь автора. Пробл инто и тикита.
Внутрен монолог тещи и поясне к нему 

   Этим утром я был предста (или, может быть, точнее - предъяв?)
авторите комис. Коротыш Имель, который хлопо около меня более
других, явился первым, придирч осмот меня, повелител жестом
отпра за ширму на стуль, чтобы -я выгля прили к приходу высоких
гостей. Затем двое его коллег ввели в комнату четырех тикита разного
роста. сложе и внутрен вида, которых - помимо папок в руках -
объеди один признак: полное отсутст волос на черепе, благод чему
были видны все извил их мозгов. Позже я узнал, что это были академ.
   Ученые постав меня у стеклян стены так, чтобы лучи восходя
солнца просвечи мое тело, долго рассматри. поворач то одним
боком, то другим, указыв друг другу на различ подробн моего
строе. При этом они живо переговарив - и не только словами и жестами,
но и, на что я обратил внима, игрой внутренно. Медики, когда акаде
обращал к ним с вопрос, отвеч кратко и почтите.
   Как мне впоследс расска Имель, комис призн, что пробу на
прозрачн я прошел удовлетвори; во всяком случае явно лучше своего
предшестве. (Этот "предшеств", тоже выброше сюда океаном, какой
-то бедол, сделавш прозрач, просто впал в буйное помешател; его
на верев отвели к берегу, и он вплавь броси прочь от острова -
конечно, далеко не уплыл.) За самостояте исправл перел мне можно
было бы постав и "хор", то есть призн близким по разви к тикита,
но выходка с питан все испорт. Кроме того, прискор, что мой скелет и
череп остал непрозра: неясно, сколько у меня извилин, да и есть ли
они. Внешне я выгляжу довол цивилизов, обладаю начал речи и
нормаль "инто"- диалог со мной возмо. Постано: отдать под опеку
Имельд для обуче языку и введе в курс здешней жизни. Дальне
судьба демих будет завис от его успехов.
   После этого я в сопровожд опекуна покинул демонстраци павил.
Мы поднял по амфитеа и направи в верхнюю часть города, к нему
домой. По мощеным, обсажен деревь улицам сновали тикит и
тикитакит - кто с папкой в руке, кто с сумкой через плечо; некот
проезж на лошадях. Иные курили - и легкие их затемня красиво
клубящи синим или зеленым дымом. Вместо тени все отбрасы причудл
радуж ореолы. Около домов играли почти прозрач дети. Фасады зданий
блест от обилия встроен зеркал; многие тикит останавлив перед
ними. В двух местах я заметил за домами высокие ажурные башни, шпили которых
были увенч чашами из мозаи составле зеркал; вероя, это были
храмы.
   Я ни о чем не мог спрос, только глядел во все глаза. Самого же меня
сегодня никто не замечал; лишь некото встреч задержи взгляд на моем
странно темном скелете. Да и спутник мой, находивш вчера в центре
внима, за весь путь расклан с двумя или тремя знакомц.
   Имель превосх меня по возра, уже перева за серед жизни.
Как я говорил, он был медик, по его словам, лучший медик страны; однако если
учесть, что на острове их не насчитыва и десятка, то вряд ли это была
большая высота.
   Профес вымир из-за отсутст больных, отсутст практ. (Поэтому
они вчера так и теснили друг друга, пользуя меня щипками с вывер, методом,
родстве иглоукалы: каждый хотел попрактиков.) Взрослые
острови не болеют - кроме одряхле и уменьше прозрачн в глубокой
старо; но таких и не лечат. Детские возраст заболев своих отпры
родит обычно устран сами или с помощью учите. Медики же находят
примене своим знаниям в разных побоч промыс, напри, испол
заказы на внутрен декориров - но и те перепад нечасто.
   Все это, как и многое другое, расска мне мой опекун, как только я
немного усвоил тикита, точнее, его началь внешнюю ступень: слова и
фразы. Я слушал его с сочувст: мы были коллег, да и разве не в таком
же упадке, хоть и по иным причи, пребыв в Европе благоро профе
хирурга - патент на нее за умерен цену мог купить любой невежеств
цирюль или банщик. А здесь, выходит, квалифицирова медики, чтобы
заработ на жизнь, становя... цирюльни!
   Чем ближе к окраине, тем мельче станови дома, реже попадал зеркала
на их фасадах или стенах. Здания здесь были сплошь одноэта, только с
округ надстро - не то башен, не то мезони. Дом Имель
находи в самом конце улицы, далее поднима в гору лес; выгля он так
же скромно - одноэта, с мезони. Мебели внутри было мало, что, впрочем,
соответст общему стилю у тикита: топчаны, табур, редко стулья и
почти никогда кресла; послед я видел только во дворце. Но мало было и
зеркал, всего по два-три в каждой комнате (и ни одного на фасаде дома), а это
уже признак бедно.
   Когда мы вошли, произо прият эпизод: дочь медика Аганита, молодая
девушка, находил, против обыкнов, не у себя в мезон, а в гости,
прихорашив перед самым большим зерка. При появле отца в
сопровожд рослого и нескол странн по виду незнако она
растеря, отчая смутил и вся покрасн. Прилив крови к коже как бы
одел ее в розовое и просвечив девичье тело. Это было прекра. Такой
она и убежала к себе наверх.
   Жена моего опекуна Барбар, сорокале дама, пышно форм которой
увеличи выразитель ее "инто", хлопот по хозяйс во дворе. При
виде нас она тыльной сторо ладони откин темные волосы со лба, повер
голову в мою сторону, кивнула с поджат губами (это я понял по велич ее
перед зубов) и продолж задав корм теленку и гусям, обыкнове
пегому теленку и обычным серым гусям, в отгороже уголке двора. Видно
было, что мое появле ее не слишком обрадов.

   После нашего прихода Имель первым делом уложил меня в своей комнате на
топчан и снова ввел под мышки и в область паха сок зрелых плодов тиквойи,
который и делает живые ткани прозрач. Этот чуть дурманя и ароматно
пахну сок - тикта - по виду похож на подсине воду. Он напол
ячейки плода, по форме и цвету подобн перцу, но заканчивающ внизу
острием - вроде колючки акации, но полым внутри. Медик лезвием аккур
срезал наиск кончик колючки - получил полая игла. Ее он вводил мне в
лимфатиче узел и осторо выжимал плод.
   Такие опера он и далее совер надо мной ежедне, расхо за раз от
четырех до шести плодов - в зависим от их разме. Себе тикит для
поддерж прозрачн обычно вводят тикта раз в неделю, строго по фазам
луны: в I четве, в полнолу, в III четве и в новолу. Кроме того,
они делают себе дополните инъек для различ целей. Так, перед
выходом в город - по делам, в гости или на свида - прили требуют
осветл интим места (а у женщин - также и груди) до практич полной
невидим; это как бы одева наобо.
   (На этот счет у тикита строго, никакой святоша не смог бы придрат,
что их облик возбужд нечести мысли и низмен чувства. Дело
облегча еще и тем, что как раз в этих местах наибо густа сеть
лимфатиче сосудов. И в то же время нравящи друг другу мужчина и
женщина всегда могут обознач такие места и органы чуточ кратким
прили крови к ним; это тоже считае прилич.)

   Дерево тиквойя, котор жители острова обязаны как своими качеств, так
и вытекаю из них благами, считае у них священ. Оно имеет толстый
ствол с плотной бурой корой, на высоте человечес роста переход в
многоветв крону. Листья тиквойи жесткие и блестя, как и у большин
вечнозел расте, по пять на одном черенке. Цветет и плодоно оно
круглый год. Бело-розовые мелкие цветы со слабым запахом, тоже чуть
дурманя, собраны в торча свечами соцве: каждый цветок дает завязь,
но большин плодов опадает зелен, на грозди созрев два-три, а то и
один - правда, крупный.
   Я не встре в иных местах подоб дерев. Здесь же они растут
повсеме - рощами или по отдельн; во дворе Имельд росли две
тиквойи. Ни один островит не уклони от обязанн окопать, полить,
опрыск окрест тиквойи, постав подпо под отяжеле ветки,
огород молодые деревца от скота.
   - Значит, если не вводить себе тикта, станешь норм... то есть, я хочу
сказать, утрат прозрачн? - спросил я как-то своего опекуна.
   - Вероя, да, - ответил он.
   - Почему "вероя", разве не бывает желаю?
   Вопрос вызвал у Имельд ирониче перел в области шеи и легкое
покрасн боковой части мозга, признак изумле.
   - А у вас много бывает желаю стать больн, дурак и изгоями?
   Познакоми с жизнью тикита, я понял, наскол нелеп был мой
вопрос. Но сам факт того, что от прозрачн в случае чего нетрудно
избавит, меня не огорчал.
   ... Сейчас, когда я пишу этот отчет, каждая строка его, каждое воспоми
вызыв у меня тоску о Тикита, утерян навсе. А тогда, что скрыв,
я тоско о привыч для меня (нормал, как мне казал) жизни.
Носталь по штанам и белой коже.
   Эта же носталь подви меня на дейст в отноше Аганиты. Мне
запомни, как она при моем первом появле от смуще "оделась" в тело,
захотел еще разок увидеть ее такой. Случай скоро представ: выйдя из
своей комнаты в гости, я снова застал Аганиту у зеркал (что и как может
прихораши в своем "инто" молоден девушка, я тогда еще не понимал).
При виде меня она восклик: "Аххх!.." - прекра порозов-обрисова и
не спеша направи к себе. Я стоял, не в силах вымолв слово.
   Это "Аххх!.." повтори нескол дней спустя, потом еще... Вот так и
получил, что Аганита теперь ждет ребенка. От меня. Нагому мужчине, к тому
же долго воздерживав, в некото случаях бывает невозмо совлад с
собой. Впрочем, Агни, моя Агата, впоследс признал, что и сама хотела,
чтобы я ее еще разок смутил.
   Увы, как это бывает со всеми женщин, она скоро перест смущат и
красн - и тем утрат для меня немалую долю привлекател. Особенно
трудно было по утрам, когда, пробудив от снов (а надо ли говор о том,
что все они были из моей прежней жизни!), я видел рядом нечто такое, что и
приснит не может. Я урезони себя, что и сам выгляжу не лучше, что
видеть - это еще далеко не все, в данном случае даже и не главное. И
постепе я действите понял и оценил подлин красу своей любимой.
   ...В детстве у меня была игрушка "венециан шарик". Матовый стекля
шарик, прият на вид; но если его опуст в воду, то поверхн исчезала
и под ней открыва многокрас витые фигуры, таинстве цветы. Моя
Агата была подобна этому шару. Другую такую я уже не встречу.
   Не скрою, что происше между нами осложн мое пребыва в доме
Имельд. Дело в том, что я - в полном соответс с извест поговор -
преус раньше, чем выучил язык тикита в достато степени, чтобы
объясни с родит ми, сообщ о своих серьез намерен - короче,
попрос руки Аганиты. Между тем тех месяцев, после которых станов
замет беременн обычных женщин, в запасе не было: все стало явным в
первую же неделю. Сам опекун отнесся к факту споко, даже, как мне
показал, был доволен. Но моя будущая теща, достопочт Барбар,
просто рвала и метала.

   Пробл освое тикита состо в том, что язык, который во рту, а
равно и гортань, губы, носовая полость, - играют в нем далеко не главную
роль. Поэтому мне, знавш многие европей языки, а кроме них, и язык
лилипу, бробдинг, лапутян и весьма трудный в произнош язык
гуигнгн, здесь пришл столкну с труднос, преодол которые я
так и не смог. С помощью Имельд, а затем и Агаты я усвоил только внешнее
тикита - то, что мы обычно назыв языком: слова, фразы, речь. Но на
острове это лишь официал язык, способ общения, при котором не обязате
видеть того, с кем общаеш: язык статей, служеб перепи, официал
записей. Человек, который пытае так объясни с другими, особого доверия
не вызыв (как и у нас не вызовет доверия человек, изъясняющ в обиходе
языком газет или научных моногра).
   Подлин же общение, общение-взаимопони идет у острови на
внутрен тикита, в основе котор лежит, с одной стороны, простой тезис
"лучше один раз увидеть, чем сто раз услыш", а с другой - прекра
владе своими внутренно. Способн эта у тикита такая же
врожден, как у нас способн к речи, да еще оно развива в школе и
обогаща в последу жизни.
   Понять, наскол этот внутрен язык богаче внешн, нетру, если
вспомн, что звуко речь делают сокраще мышц языка и гортани -
всегонав. Сопоста это с тем, что наблюда и несут свою информ
все движе легких при этом (выдох верхушк, середи или самой глубиной
их, больше правым или больше левым и т. п.), все колеба диафра, все
меняющи распредел крови по тканям, дающие их окраску и темп этих
измене; что важно, под каким углом - с точнос до градуса - собесе
видит органы общающе с ним, их расслаблен, подтянут или
поджато (то самое выраже их, о котором я поминал); прибав еще и то,
что выделе секре из желез дают зримую окраску чувст собесед
(зави, напри, зелен цвета - от желчи); учтите и то, что все эти
внутрен образы сменяют друг друга с удобной для ваших глаз быстро, - и
вы поймете, что слова и фразы ничто перед этой информа.
   Особе красноре легкие, диафра и картины распреде
покрасн в мозгу; по послед вообще можно понять, о чем человек думает и
что собирае делать.
   Поним сей язык внутренно я более-менее научи. Но когда сам
пытался выраз на нем хоть что-то, то, как ни упражня перед зеркал,
как ни копиро своего наставн, все выход невразумит и фальш.
Видимо, с этим надо родит. Кончил тем, что Имель сказал мне:
   - Знаешь, научи-ка ты лучше меня английс!
   Вслед за ним моим языком овлад и Агата. И впоследс, когда я,
корчась и тужась, пытался изобраз им что-нибудь на внутрен тикита,
то в ответ всегда слышал фразу на родном английс:
   - А теперь объясн нам, что ты хотеть сказать.
   Но верши общения являе даже и не это, а - женское тикита. В силу
темперам тикитакит, а также отменн владе ими своими оптичес
свойств (о чем рассказ впереди) им звуко речь вообще практич не
нужна.
   Мне однажды довел быть нечаян свидете получас перепа между
Имельди и Барбари, в которой не было произне ни слова. Впрочем,
перепа - это, пожалуй, не совсем точно: в основ выступ Барбар, а
опекун лишь пытался встав в ее монолог реплики. Дело происхо во дворе
под вечер, я наблю за сценой из окна нашего с Агатой мезон; Имельдин
меня не видел, а достопочт, хорошо освещен заходя солнцем теща
если и замет, то, видимо, была уверена, что недот-чужестр все равно
ничего не поймет. Она вообще ставила меня невыс.
   Пышно прозрач телес Барбар делала возника в ней внутре
образы-фразы настол выразител, что, перев их в слова, я вынужден
злоупотре восклицател знаками.
   "...А ведь предостер меня моя покой матушка, чтобы я не выходила
за медика, просила и плакала! Дурочка была легкомысл, вроде Аганиты! Ды
и ты был тогда куда как мил, тонкий, звонкий и прозрач, могла ли я
устоять! Теперь не тонкий и не звонкий, а ума (трепет покрасн в лобной
части мозга) сколько было, столько и остал, если не убавил! Все
мечеш, мечта, ловишь удачу, ходишь с папкой, а лучше бы с сапкой, взял
на нашу голову этого Демих Гули, а он уже и в зятьки пристро, внука
нам смасте, дурное дело нехитро! (Не решусь переска, какими местами и
как это было выраж.) Даже лошади у нас нет, ни тебе в город выехать, ни
мне, перед сосед стыдно, когда одалжив приходи, да и зеркал у нас
меньше, чем у всех! Вон у Баргуди, напро, по четыре, по пять в каждой
комна, все угловые или трюмо, у Адвент, хоть она и вдова, чему я
начинаю завидов, тоже много, да все большие, и на фасаде есть... А у нас?!
(Трепет, как всхлип, дрожа диафра и верху легких; кишеч под
печенью чуть позеле.) Сам ничего в дом не принос, и зятек с тебя пример
берет, ему предлаг работу, так нет, видите ли, не по нему, отвор
афедрон, куда там, а ведь две учитель ставки сулили! Достат никаких,
сбереже ничто, от Аганиты помощи мало, да и внучо она скоро нам
подарит, дочен моя неудачл, такая же дурочка, как и я была в
молодо... А на что жить будем?! Если так и дальше пойдет, то мне придется
идти подрабаты своей печкой - это при живом-то муже!!!"
   Имель только стоял перед ней, пытаясь - движени гортани и пищев,
похож на глотател, -подтягива и расслабле живота, корот
вздох - встав и свое мнение:
   "Да погоди ты, послу!.. Ну, знаешь!.. Успоко, ради бога! Ну и
ну!.." И лишь когда его жена удалил, победно перелив и блестя в лучах
заходящ солнца, произ одно слово:
   - Зараза!
   Два места в водопад монол достопочт Барбар требуют
поясне. Первое - это о "работе", которую мне предлаг и от которой я
якобы "отворо афедрон" (выраже и само по себе более обидное, чем
"отворо нос", а уж если это показыв!..) Ну, прежде всего паниче
причита тещи о малых достат и "на что жить будем" неоправ. Судите
сами: расхо на одежду никаких, на отопле - столько же; вследс
повышен самоконт пища усваива организ тикит гораздо лучше,
чем у темноти (так они назыв обычных людей), - следовате, и ее
требуе вдвое-втрое меньше. Имеется усадьба, живно, огород, свои
тиквойи;неподал - отлич охотни угодья. Иметь коня - большая проблема
(корма, стойло, уход), чем одолж его у соседей на поездку. А надрыва
из-за лишних зеркал... нет, здесь я целиком на стороне Имельд. И, кстати
же, сам я никогда не чурался сапки, помогал теще на огороде и по хозяйс,
брал на себя самую неблагода работу на охоте. Но и в этом моего тестя
можно понять: папка для тикитакс мужчины куда более прести, ему
следует выгляд начальн, чиновни или на худой конец специали. Да
и гонор за внутрен декориров опекун не прогули, а приносил
домой; другое дело, что они были редки и невел.
   Теперь о приглаш на "работу". Однажды - это было на второй месяц моей
жизни на острове - к нам заявил трое мужчин с бутыл. Я умел уже
отлич одни внутренн от других в достато мере, чтобы соста
представл о челов (как мы его составл по лицу, голосу, одежде), и
обратил внима на то, что "инто" всех троих выгляд какими-то
образц-показател, учебнико; прямо для анатомиче плака.
Оказал, это были учителя по самовед, основ науке в здешних школах.
   Преподава и мы с Имельди расположи во дворе за столи под
тикво. Самый крупный и образцо самовед, видимо, старший, откуп
бутылку, поста передо мной и сказал на всех языках сразу:
   - Дринк, буа, тринкен! Окей, бон, вери гуд! Буль-буль... Ну?!- весь вид
его выражал, что он принес мне радость.
   Из бутылки тянуло спирт. Я сидел в недоуме. До сих пор единств
примене смесей винного спирта с водой, которое мне довел наблю
здесь, было обтира тела в жару или после работы, а также мытье рук и ног.
Такая жидко лучше воды очищает кожу, охлажд и бодрит ее. Сам я,
стрем во всем следов образу жизни тикита и будучи с молод
воздер, тоже употреб эту смесь только так и не восприн ее, как
напиток. И вот теперь... Что же, гостей следует уважать. Я крикнул Агате, она
прине пиалы; налил всем поровну, поднял свою:
   - Ваше здоро!
   Но тикит, не исклю и тестя, сидели неподви, выражая всеми своими
потрох изумле и оскорблен. Потом Имель вылил содержи пиал на
землю, обрати к учите с вопро. Разго шел на внутрен тикита.
тесть мне перево.
   Выяснил следую. На острове нет ни пьянс, ни даже любит
"вздрогн" и "поддать". Понять это легко: ведь и у нас, темноти (да
извинит меня читат), вид выпивш челов не вызыв, делика говоря,
эстетичес наслажд - ни его шаткая походка, ни раскраснев лицо,
ни налитые кровью глаза, ни невнят речь. Но прибав еще к этому, что
видно и все, делающе внутри: судрож перисталь кишечн,
бессмысле выделе секре из всех желез, возбужда, без
необходим различ органы, беспорядо броски избыточ крови то в
грудь, то в лицо, то в ноги, то в мозг, то еще куда-то; прибав и то, что
икота не только слышна, но и наблюда - как ее спазмы сотря
внутренн, от промежн до гортани; так же хорошо наблюд и позыв на
рвоту или сам этот процесс... Показав себя хоть раз в подоб виде, ни один
островит не восстан репута до конца дней.
   Но соблазн - особе для молод, для юнцов - существ. Поэтому
школь програ предусматр, что учителя-самов должны
демонстрир дейст алког на себе - в каждом классе раз в год. Нет
для них обязанн, неприят этой.
   Четыре года назад судьба подне преподава подарок в виде матроса,
приплыв на плоту из облом своего корабля. Он, когда его сделали
прозрач, охотно согласи взять на себя все демонстр - и даже не
требо за это плату. Высту перед ученик с бутыл в руке (он
предпоч отхлебы "из горла"), матрос распе псалмы и произн
пропов о вреде пьянс. Однако полгода назад он впал в белую горячку и
сконча. "Не убере, - сокруше вздох старший учитель. - Сгорел на
работе". Поэтому, заслы обо мне, они и пришли с лестным приглаше. Если
я не согла препода только за выпивку, они выбьют для меня ставку
учителя. А если соглаш работ не только в городс школах, но и на
выезд, то полторы ставки. Плюс командиров. Мало?.. Ну, добавим еще от
себя, будет две. По рукам?
   Я не согласи и на две. В сущно, мне предлаг спиться в интер
тикитак педагог, и не чем иным, как жидкос для мытья ног. Фраза
Барбар "мне приде идти подрабаты своей печкой - при живом муже!"
тоже может быть превра понята читате. Речь идет совсем не о тех
"заработ". Однако эта тема досто отдель главы.

   ГЛАВА ЧЕТВЕ
   Оптичес свойс тикита. "Подзор труба" и "внутрен микрос".
Видеосв и ЗД-видение. Женщина-кухня и семей охота. Гибель английс
фрегата 

   Я уже писал, как в первый день своей прозрачн открыл по улыбке
свойс щек и губ увеличи или уменьш зубы за ними. Ничего
удивитель в этом нет, любое прозрач вещес преломл лучи, а тем
самым и, будучи надлежа образом оформл, увеличи изображ
предме.
   Но... в чем главное свойс живого? Любой естествоиспы скажет: в
том, чтобы превосхо мертвую природу. Живое тело всегда может быть больше,
чем подоб ему, но мертвое тело. Поясню эту мысль приме. Мой
соотечеств сэр Роберт Гук, член Королевс общес, открыл закон
упруго материа: их растяже пропорцион нагру. Этому закону
равно подчиня металлы и ремни, стекла и нити... Но вот, если ту же гирьку
подвес к живой мышце, ничего подобн не будет. Она не растяне и может
даже (если ее, к примеру, кольн) сократи.
   Другой, еще более близкий пример: хруста нашего глаза. Он - линза? Да,
но линза, которая может менять свой фокус.
    И предста теперь, что все ткани вашего тела подобны хрустал глаза.
В любой мышце (вместе с кожей и подкож слоем) можно, сосредоточи,
образов живую линзу нужной велич, менять ее форму и преломл
качес, перемещ по телу, поворачи. Предста себе, что это
делае с той же бездум точнос, с какой мы соверш обычные мышечные
движе. Предста, наконец, что это знание-умение передае от покол
к поколе тикита и стало почти инстинкти - вот тогда вы поймете, как
много оно значит в их жизни. Недаром преподав самовед в школах
начин с тезиса: "Прозрачн вам дана, чтобы видеть и поним".

   Я откры в себе оптичес таланты один за другим. Наша окраина служила
местом для прогу горожан. Я заметил, как некото из них, обозр
окрестн, выставл перед лицом кисти с растопыре пальц - обычно
левую подал, а правую перед самым глазом. Создава впечатл, будто
они держат подзор трубу и что-то в нее рассматри. Соста руки
подоб образом, я обнару, что никакой подзор трубы и не надо: мякоти
в кистях между больш и указатель пальц образ линзы;
напряжениемсосред можно отрегулир их так, что в одной кисти, у
глаза, получи неболь короткофок линза-окуляр, а в другой -
линза-объек. Попрактиков, я вскоре рассматр отдален строе,
деревья и даже птиц в небе ничуть не хуже, чем прежде в свою раздви
трубу.
   Тикита-левшей, кстати, можно отлич по тому, что они приближ к
глазу мякоть левой руки.
   Я похвали своим "открыт" Агате. Она снисходит улыбнул и
показ мне, как надо располо и напряг кисти для рассматри
мельчай предме. Весь тот день я упражня, пока не научи этим
спосо образов микрос - и куда сильнее левенгуков.
   Но еще проще оказал устро "микрос" для рассматри увеличе
подробно и даже строе тканей в глуби моего тела. Этому научил меня
Имель: линза-объек образуе в мышцах и подкож слое непосредс
над местом, которое желаешь увидеть, - остае приблиз к нему глаз с
кистью-"окуля".
   Опекун объяс мне, что подоб спосо медики проводят
микроскопич исследов пациен. Каждый из них сам образ "линзу"
над местом, на которое жалуе, врач наклады свою кисть с "окуля" и
смотрит. И нет болез, которые он не смог бы обнаруж в самом их
зарод, а затем и устран.
   Должен признат, что я и сам провел немало часов, наблю через правую
кисть и линзу в теле увеличе мышеч волокна в бедре или в руке-
пульсиру бег крови в тончай капилля и даже ничтожне белые и
красные тельца в ней; послед и делают кровь алой.

   И обществе жизнь тикита связана с этими свойств в гораздо
большей степени, чем это может предста себе совреме европ. Начать
с того, что с помощью зеркал и "подзор трубы" из кистей они могут
общат на внутрен тикита, наход друг от друга довол далеко,
лишь бы в преде видимо. Зеркал, точнее, посылае им в нужном
направл "зайчик", служит для вызова.
   - Ой, кто это? - восклиц Барбар (или моя Агата), когда блики такого
"зайчика" начин метат по двору, загляды в окна дома; поднима на
кухон помост, быстро наход источ - дом, помост или вышку в центре, а
то и на другом краю города, станови так, чтобы быть хорошо видной оттуда,
выставл кисти "подзор трубой". И начина диалог внутрен образами
с не видимой мне, но хорошо видимой ей (при увеличе Х50, а то и X80)
собеседн. Длился он порой долго, женщи всегда есть что сказать друг
другу.
   Этим же спосо переговарив с Имельди его коллеги. Сам я в силу
слабых успехов в тикита не мог пользова видеосв. Но Барба
утром, перед тем, как послать меня на рынок, выясн подоб образом - у
торгов, у товарок, где что можно купить и что продать, затем давала мне
указа, в которых никогда не ошибал.
   Другое, еще более важное примене этих свойств, - это ЗД-видение,
Зеркал-Дальнее видение.
   ...Маячив перед стеклян стеной демонстраци домика в бамбук
люльке в мой первый день мужчины и женщина не исполн ритуал - они вели
перед. Обо мне. Показыв всему острову, как протек опрозрачн
темнот. Мужчина был операто, а полная дама - передаю камерой.
Поэтому она и стояла спиной то ко мне, то к Имельд и его друзьям на
пирам: так на объект перед наилуч образом направля ее самые
крупные линзыобъе. Поэтому же в качес камер выбир достат
обшир женщин, с диамет линз не менее фута. То, что таких объект
всего два, обеспечи объемно изображ.
   Дама-камера перед изображ (иногда прямо, иногда через
дополните зеркала) на те чаши из зеркал на шпилях ажурных башен, которые
я - тоже ошибо - принял за храмы. Чаши отраж во всех направле, и
каждый житель города, напра к одной из них свою "подзор трубу", может
смотр перед.
   Так не только самым подроб и нагляд образом сообщ о событ и
происшест, но и показыв картины праздне, перед из театра (а в
Тикита любят театр), сообщ новые полез сведе, реклами товары.
Если передач нескол, то тикитак всегда может выбрать ту, которая ему по
вкусу, перев "подзор трубу" с одной башни на другие. А кто не знает,
всегда может поинтересов у знако: "Что там сегодня по зэдэшке?"
   Самая высокая и дальнодеист башня с чашей зеркал - так называ
Башня Последн Луча - находи в королев резиден на вершине Зеленой
горы. Отражен ею изображ могут быть уловл в весьма отдале
местах острова. Эта башня приним и перед оттуда. Не только
развлекате - с помощью зеркал и дам-камер просматрив вся прибре
зона: никто и ничто не может приблизи днем к острову незамече.
Кстати, благод этому, я и остался жив.
   Далеко не каждая женщина соответству телослож сумеет работать
передаю камерой - дело это тонкое и требует высокой квалифик.
Дамакам может исказ передава так, что зрители будут покатыва со
смеху, может исправ изъяны внутрен облика, даже приукра; так
делают при репорта об официал церемон и приемах во дворце.
Переда по ЗДвиде пьесу, они как бы участв в игре; и недаром
выдающи дамы-камеры извес в Тикита наравне с артист, певцами и
спортсме.
   ... Европа ныне пережив подъем, каждый год дарит нам изобрет,
откры, новшес. Навер, со време додумаю и до ЗД-видения или
чего-то в этом духе - хотя я, честно говоря, не предста, как это можно
сделать: то, что для прозрачн просто, для темноти очень сложно.
Вероя, исхитря с помощью техники сначала передав черно-белые
изображ, вроде рисун в книгах; будут наращив их размеры, четко,
подробн; затем с помощью новых изобрет смогут передав и в цвете,
приближ к естестве краскам природы; наконец, на вершине сложн
достиг и стереоскопи. А у тикита - пара прозрач ягодиц, и все
в порядке.
   Или взять эту видеосв. У европей нет внутрен англика,
италья или там русика, так что этот способ не пойдет. Скорее всего, что
придум что-то именно для речи, для голоса, и лучше, если без всякой
примеси "видео". Ведь если не видеть собесед, не смотр ему в глаза,
врать гораздо удобней.
   Описан способы наблюде и общения развиты в Тикита не только из-за
прозрачн ее жителей, но и благод тому, что там преобла ясная,
солнеч погода; пасмур дни редки.

   Нетру догадат, что солнце, светя во весь тропиче накал,
использу островитя посредс телес оптики и в целях энергет.
Так оно и есть, но - с одним уточнен: не столько островитя, ибо
мужчина здесь ценится поджа, мускули и стремител, сколько
островитя - и преимущест семейн, многодет.
   Не берусь строго определ, что причина: повышен ли озабочен
семьей, телес ли пышно, или, может быть, утончен психиче
констит тикитак дам, - но сам факт, что они облад куда лучшей, чем
мужчины, способно собир и направл солнеч лучи для домашних
целей, неоспо. "Линзы" у них безусло крупнее, это ясно; но дело не
только в этом. Будучи знаком с физикой, я как-то подсчи мощно, которую
развив моя теща Барбар во время приготовл обеда. Числа со всей
убедительн показ, что только той энергии солнца, которая улавлив
ее бедрами и животом, недостат; похоже, что прозрач ткани Барба
вбирают все падаю на нее лучи. А это весьма немало!
   Тикит не знают огня - вернее, не хотят его знать. Поклоне тиквойе
они распростр в извест степени и на иные деревья. Навер, поэтому
остров Тикита весь покрыт зеленью, абсолю весь. Бревна и жерди для
постр получ из дерев, срублен для пользы оставши там, где
расте теснят и подавл друг друга. Жечь обрезки, ветки, даже щепки тоже
не принято, их перерабат на бумагу. Но главное, что такое отноше к
древес и к огню вполне рациона: зачем этот дым, треск и копоть, если
вокруг в изоби чистый жар Солнца!
   Наша кухня находил - в силу известн отноше острови к питанию -
в глубине двора. Она представ собою высокий помост, где на доске из
темного камня (каже, базал) выстрои миски, кастр, сковор -
все из чернен серебра. Барбар станови в утрен часы спиной на
восток, готовя ужин - спиною на запад, чтобы солнце просвечи ее наилу
образом. Обычно она работ, можно сказать, на три конфо сразу, грея
кастр с супом, сковор с жарким и большой чайник. Руки остава
свобо, ими она нарез, крошила, добавл, пробов, помешив,
передви, поворачи. Линзами грудей достопочт теща могла помимо
всего соверш кулинар опера, обычным поварам недосту: дотомить
жесткий кусочек мяса в рагу, фигурно обжар корочку на пироге и т. п.
   Неприя Барбар ко мне вызыв и с моей стороны ответ холодно -
но, призна, я всегда любова ею при этом занятии: ее озабоч
наклоне обшир фигурой, в которой будто перелива, струясь к
доскепл, желтова солнеч вещес. В эти минуты она была не в
перенос, а в прямом смысле олицетвор домашн очага! Да и кушанья у
нее получал такие, что за них можно прост любую сварлив. Никогда
после я не едал такого рагу с помидор, ни рисовой похле с барани и
травами, ни тем более таких пончи с рифле короч, хрустя и тающих
во рту. Жаль лишь того, что питат доводил каждому уедине, за
ширмоч; даже Агату я не смог убедить в том, что это - ханжес. По-моему,
и Барбар тем лишала себя лучшей для кулин награды - увидеть, как
поглоща ее изделия.
   Вот это и имела в виду достопочт теща, высказыв о том, что ей
приде пойти подрабаты своей "печкой". Такую работу можно было найти не
только в других семьях, где жена не справля, и городс харчев, но и
на стеклоделат заводе, в зеркаль и ювелир мастерс, даже в
кузни. Не будет преувелич сказать, что полные женщины являются
основой такитак энергет - в компа с солнцем, разумее.
   (Те же немно дни непог, когда "печи" бездейств, питаться
приходи сырыми фрукт, все работы останавлив, - они считал у
острови "днями скорби по заморс братьям". Процес тикита - обычно
осыпан порошк или просто пылью для лучшей видимо - двигал по
улицам. Ведущий провозгл: "Воспла по нашим заморс братьям, которые
всегда такие!.." - а осталь подхваты зауны: "И даже
хуу-у-уужееее!..")
   Немалова примене этих свойств являе и семей охота. В ней
участв и мужчины, но главная роль все равно отводи женщи.
   В низмен части острова восточ Зеленой горы находил озерца и
болотца, на которых в зимнюю пору обитало немало прилете с севера гусей и
уток. Туда мы отправля втроем: Барбар, Имель и я, неся с собой
большое зеркало, бамбуко жерди и палки. Выбрав незатене место,
сооруж помост, на который взбирал тесть с зерка .и теща. Зеркало
нужно, поскол далеко не всегда солнце оказыва на одной прямой с
охотни и летящей птицей; зеркаль и отраж его свет в нужном
направл. На мою долю оставал криками и бросан камней в камыши
вспугив дичь.
   Обеспокое утки поднима верени. Далее все делал быстро и
красиво: Имель поворачи зеркало под надлежа углом, просвеч
лучами Барбар ловит в свето конус перед птицу; секунду та летит,
заключе в огнен круг, - круг стягива в слепя точку на голове
или груди утки, и она падает. Свето конус захваты другую утку,
сходи в точку-вспышку - падает и она; затем третья, четвер. Никакой
пальбы, все споко и бесшу, слышны только корот предсмер вскрики
птиц. Я собирал добычу. Часть уток падала в воду, приходи плыть за ними.
В один заплыв я притаск в зубах две, а то и три утки, это нетру, надо
только суметь ухват их за шеи.
   Позже, когда я удостои чести быть представл ко двору, то видел,
как дамы-линзы, сопутству зеркальщи, несли охрану священ особы
короля Зии Тик-Така, не подпус к нему своими хорошо сфокусиров
"зайчик" никого ближе пятнадц ярдов.

   Ради полноты описа должен замет, что тикитак дамы умеют
образовы в себе не только увеличите, но и уменьшите линзы -
тоже повсеме и искусно. Пожилые тикитакит умеют ими придать себе
(правда, ненадо) кажущу миниатюрн, изящес, свеже - качества
излиш в домаш хозяйс, но столь притягате для мужчин. Когда же
сбитый с толку, распале ловелас приблиз на необход дистан, он
попад в мощные жаркие объятия, из которых не так просто освободи.
   Тикитак матроны умеют не быть обойден судьбой. Особе худо
приходи мужу, если он подоб образом попад в объятия своей жены.
Имель уверял меня, что именно поэтому на острове гораздо больше вдов, чем
вдовцов.

   Но самое серьез примене этих свойств я увидел незадо до того, как
вынуж был покин Тикита. Город в это утро был взбудор новос,
что к острову приближа заморс корабль.
   В ту пору я уже чувство себя вполне тикита, имел друзей и знако.
Аганита родила сына, котор мы дали диковин здесь имя Майкл, неско
раздобр и начин сама управля на кухне; жизнь налажива. Поэтому
вначале я почувств то же любопыт, что и другие острови,
направивш к западн берегу поглаз. Только я не совсем понимал, на
что они будут глядеть.
   Корабль стоял на якоре в полут милях от берега, того самого
обрывис, с галеч пляжем внизу, на который когда-то выброс и меня.
Он, видимо, подошел еще вечером.
   Утро было ясное, море рябил слабый бриз, поднявш из-за гор солнце
хорошо освещ корабль. Я смотрел, стоя на обрыве и соста руки подзо
трубой: это было трехмачт, судя по глубо посадке, хорошо нагруже
судно - скорее всего, фрегат. Я выдви вперед левую кисть для большего
увеличе, напряг глаза - и мое сердце забил чаще: сходящи к центру
синие и белые полосы, британс королев флаг.
   Мысле я теперь был там: понимал и осторожн капит, не
разрешив высадит на незнако остров к ночи, и нетерпе
стремле команды ощутить после долгого плава землю под ногами, попол
запасы воды и пищи... Да и, если не окажу здесь испанцы, голлан,
португа или иные провор европе, присоеди эту террито ко
владен британс короны.
   Я заметил движе на корме: выбир якорь. Фрегат, осторо маневри,
двину против ветра в сторону острова. В свою "подзор трубу" я разли,
как на носу два матроса готовя замер глубину, а на верхней палубе
расшнуров и оснащ к спуску на воду бот.
   В это время позади послыша топот многих копыт. Я огляну: к обрыву
приближ отряд. Непрозра тяжелов с длинн гривами и мохна
копыт несли на своих широких спинах самых массив дам города; на других
лошадях гарцев многочисл зеркаль; в арьерга мулы рысцой тащили
на себе вязанки бамбуко жердей. За отрядом, кто на чем тянулись
горож-болельщ.
   Во главе процес рысила на золотис першер наша соседка Адвент.
Я знал ее полный титул: ее превосходите коман самообо запад
побере Адвент Пиф-Паф, но как-то не прини его всерьез. Может, это
было потому, что я знал и процед назначе такого команд: выбира
самая многоде и дород вдова, в случае равенс у претенде числа
детей дело решал вес (у Адвент было двенадц детей и добрых семь пудов,
муж сконча при исполне обязанно); а может, и потому, что именно ее
отпры больше других досажд мне дразнил: "Гули-Гули демихом! ГулиГули
деми-хом!"- выкрикива звонким хором. Сама вдова их урезони; она
постоя была замороч и ими, и веден хозяйс.
   Но сейчас, когда зеркаль принял споро возвод из жердей вдоль
обрыва помосты (куда более основател и широкие, чем наш охотни), я
понял, что дело назрев серьез: охота на корабль. В отряде - не менее
шести десят вдов, при каждой - три зеркаль, солнце в выгод позиции;
если все они напра на фрегат лучи тройной убойной силы, тому не
сдобров. Я решил, как сумею, послуж соотечестве.
   Адвент находил на правом фланге шеренги помос. Пока я добежал,
она - массив и мощная, как боевой слон, переливаю внутри розовыми
оболочк органов и янтарно-желтым костя, почтите подпира снизу
зеркальщи - успела по переклад взобрат на свой помост; отдыша
и подала зычным голосом команду:
  - Бабон-и-и... по три рассчит! Первая!..
  Оттес зеркаль-адъюта, я вскарабк к ней.
  - Тебе что здесь надо, Гули? Хочешь стать зеркальщ?
   - Адвентит... соседу-лапушка... преле моя... - я решил идти
напря, - эти темнот на корабле - из моей страны. Не губите их.
Напуга... ну, сожгите верху перед мачты - и они уберу восво.
А? Радость моя... - И я хорошо погла ее: любая женщина, даже генерал,
любит ласку.
   - Не лапай мои боевые поверхн, - пророко ее превосходите, -
я при исполне. Радость... вот скажу Аганите. - Но сердце ее дрогн, я
видел.
   Между тем корабль приближ, от него до обрыва оставал не более
восьми кабельт.
   - Бабон-и! - снова зычно обратил вдова к отряду. - Здесь Демихом
Гули хлопо за своих. Просит отпугн их. Как, уважим, а?
   - Можно... уважим! - после паузы донесл с помос. - Он парень ничего,
хоть и темный. Пугнем - и пусть уматыв!
   - Тогда слуш-шай: эрррравн! Даю настро: а тики-так, тики-так, тики-
так, тики... вжик! А тики-так, тики-так, тики-так, тики... вжик!
   Это был не тот успокаива умерен ритм - наобо, боевой, актив.
Боевой ритм, как бывает боевой клич. Будь я полково, я ввел бы такой в
своей армии перед началом атаки.
   - А тики-так, тики-так, тики-так-тики... вжик! - гулом пошло по помос.
- А тики-так, тики-так, тики-так-тики... вжик!
   С правого фланга я видел, как дамы подравнив. От Адвен
параллель линиями на фоне неба вырисовыв груди и животы второй,
третьей и четвер тикитакит. Но еще отчетли выстраива все у них
внутри: пунктир переспект уходили вдаль печень в печень, таз в таз,
позво в позво, мозг в мозг, афедрон в афедрон. Не впервой, видно, вдовы
выступ таким строем. Я обратил внима на то, что и волосы у них, мощные
темные гривы, все закруч на головах одинако узлами и тоже образуют
линию. Зеркаль позади подравня и замерли, держа зеркала, как щиты.
   - А тики-так, тики-так, тики-так-тики... вжик! - рокот над обрывом,
заглу шум прибоя.
   Наконец произо главное равне: сердца всех дам и всех зеркаль
забил в одном ритме и в одной фазе - пункт пульсиру комков. И мое
сердце сокраща в этом ритме, я тоже пережи боевой восторг.
   - Бабон-и... товсь!
   Подобно тому, как бомбар перед выстре прочищ банни дуло своей
мортиры, так и Адвент кругов движени намочен спиртом ветоши,
которую подал ей зеркаль-адъют, проте свои оптичес поверхн.
Это же по команде "товсь" сделали на всех помос.
   - Мужички-и, средн зеркал... свет! (Сред зеркаль на каждом
помосте, повер зеркало, отразил солнеч лучи в спину своей дамы. Строй
вдов желтов засиял.) Бабон-и... в фор-бом-брамс фок-мачты - целься!
- И ее превосходите (а за ней и весь строй) прицел выстав перед
лицом кисти.
   Я тоже соору из ладоней "подзор трубу" и увидел, как верхний парус
перед мачты фрегата вдруг ослепите засиял - будто его осветило
отдель солнце. "И ни одна не ошибл, знают, - отметил я в уме. - Видно,
не первый это для них корабль".
   - Помалу-у... чирком слева направо... пли!
   Огнен пятно на парусе преврати в слепя штрих. Верху мачты
враз окутал дымом, вспыхн, отломил и рухнула на палубу вместе с
горящим парусом и флагом. На фрегате возни паника, но капитан ее быстро
прекра. Матросы забег с баграми, ведрами. Через минуту дымящ
обломок фокма полетел в воду.
   Будь я капита этого злосчаст фрегата, конечно, сразу же прика бы
уходить от непонят опасно на всех уцелев парусах; тем более и ветер
был попут. Но командо не я, а тот капитан, вероя, был самолю,
отважен и мечтал о славе. Он развер корабль в боевую позицию. Фрегат дал
по обрыву залп из всех двадц пушек правого борта. Дистан была
предель, вышел недолет, ядра лишь взбили фонтаны брызг у самого берега.
   Нескол капель попало на "боевую поверхн" Адвент.
   - Ах, та-ак! - рыкнула она, отира, и глянула на меня с такой внутре
выразительн, что на сей раз из всех ее прелес я воспри лишь
скелет: будто сама смерть зыркн на меня пустыми глазниц. - А ну, брысь,
пока не испекла!
   Я и сам не помнил, как оказа внизу.
   - Мужчики-и, всеми зеркал... свет! (Строй вдов засиял тройным накалом).
Бабон-и... Первые - по носу распредел, вторые - по центру точкой на
прожог, третьи - по корме распре-деленно-о... целься-а!
   Дамы снова прицел выстав ладони. В свою "подзор трубу" я видел,
как окутав фрегат дым от залпа будто пронз острия огнен кинжа:
они воткнул в нос, корму и борт под пушеч палубой.
   - По груби-ам!.. залпом!.. пли!!!
   Корма и нос запыл сразу, как смочен нефтью пакля. Серед чуть
запозд, но там за веерной вспыш последо грохот оглушител
взрыва. Видимо, свето луч, прожи борт и перебо, попал в кюйт-камеру.
Корабль разломи, охвачен пламе полов стали погружа в воду.
   И дамы с зеркальщи на помос, и тикит-болелыц вокруг - все
вопили, ревели, визжали от восто. Один я, понимая, что сейчас, с какой
стороны ни взгляни, мое "инто" выраж ненави и отвраще к этому
острову и его жителям, поско удали в заросли. Подум только:
сорокапуш фрегат, украше британс флота, владыки морей, уничт
в одну минуту... и чем? Задами перезре матрон.

   ГЛАВА ПЯТАЯ
   Автора вызыв в Акаде наук. Он отвеч на стран вопросы.
Недоуме автора. Диспут о первоосн материи. Автор приним участие в
диспуте 

Приношу извине читат, что, увлекш одной темой, я нарушил
хронологич повествов.
   Только через полгода я был вызван в Тикитак акаде наук на
собеседов. Правда, нельзя сказать, что обо мне забыли: из акаде не раз
запраши Имельд по видеосв, как мои дела. Сотрудн АН - в
частно, те два медика, прият тестя, - наведыва узнать о моих
успехах. "Успех", увы, был пока лишь один: с Агани. В осталь мне
похвали было нечем. Имель куда лучше знал английс, чем я тикита.
Кости мои, несмо на ежеднев щедрые инъек тиктак, упорно не желали
прозрач. Прият-медики утешали тестя тем, что и с другими темноти
было так же; но тот, человек самолюб и неудачл, все надея, что у
него со мной получи лучше, чем у других с другими, - и отвечал на запросы,
что я еще не готов. Наконец у академи лопнуло терпе, и прибыл приказ
предста меня таким, как есть.
   Не скрою, что я возла большие надежды на визит в акаде. В конце
концов я прибыл сюда - хоть по несчаст стече обстоятел и в жалком
виде - из могуществ и просвеще страны, где был далеко не после
челове. Если я расск о ее славной истории, о разви у нас наук,
техники и ремесел, об открыт и изобрете европей ученых, о нашей
промышлен, торго и армии, - отноше ко мне не может не изменит.
Постыд кличка "демихом" будет забыта. Да и не только... Если мне, к
примеру, предло звание иностран члена их акаде, я не стану
упират.
   И тесть мой, как выяснил, возла на этот визит надежды. Перед тем,
как мы отправи в центр города, он наголо обрил голову; показав мне,
спросил не без самодовол:
   - Ну как, впечатл?
   Я впервые так близко видел полнос прозрач череп и мозг за ним: все
извивы складок на обоих полушар, пульсиру алые прожи на серой
поверхн; у меня тошнота подступ к горлу с непривы.
   - С волос ты выгляд прият, - сдержа сказал я.
   - При чем здесь приятно?!
   По дороге он растолк мне, что в АН как раз начался конкурс на
замеще вакант должнос в различ отделах и секто. Досто
претенде отбир просто: по числу извилин в мозгу. Если у двух наилу
эти числа одинак, должно достае тому, у кого их больше в лобной доле
- месте мозга, где сосредото абстрак мышле. Имель участво в
прошлом конку, но не прошел; хочет попыт счастья еще раз.
   Не навязы свое мнение просвещен читат, но лично мне импонир
стремле тикита при распредел должнос руководство простой
количеств мерой: где по весу, где по числу извилин. Да и чем такой
крите хуже применяе у нас "числа научных трудов"? Ведь и "труды" эти
не читают, а считают.
   Должен сказать наперед, что ни мои, ни его надежды не оправда. На
процед конку я не присутств, меня с непрозра, да еще покрытым
волос черепом просто не пустили в зал, а когда потом спросил опекуна, он
только махнул рукой:
   - А! Интриги, протек!..
   Я удиви, но промол.

   Сам же я предс перед комисс в прежнем составе: те четверо, что
рассматри меня в демонстраци домике. Они сидели за столом на
возвыше, я стоял, просвече с двух сторон отражен зеркал солнцем
(что не улучш моего состоя) . На скамьях теснил любопытств, все
с голыми череп, - хотя по сложе можно было выдел и с десяток женщин,
- и обилием рельеф извилин в них; я вскоре привык, и меня более не
подташни от такой картины.
   Первые минуты меня заним еще одна особенн: как ученые тикит,
задавая вопрос, отвечая или споря, наклон голову и выставл вперед череп
- стрем, вероя, подав собесед если не доводом, так хоть видом
своих извилин. В этом было что-то бодли. Но затем привык и к этому.
   Я рассчит, что мне предло выступ с речью. Куда там! Обстан
во всем напомин ту, в амфитеа, полгода назад: меня рассматри,
изучали - в том числе и задавая вопросы. Но вопросы были далеко не те,
которые я хотел бы услыш и мог на них интере, остроу ответ;
некото просто ставили меня в тупик.
   Начал все, как завед, с "тик-так, тик-так, тик-так... бжжиии!.."- с
установл ритма, способству спокойн взаимопони. Затем
председательс, самый долговя из четве, набычив на меня и
аудито извилин, сказал, что собравш здесь члены акаде желают
уточн кое-что относите жизни темноти в местах, откуда я прибыл. Они
надею, что я буду отвеч прямо, просто, ничего не утаивая и не искажая,
а если чего не знаю, то призна и в этом. Я обещал.

   Вот почти протокол перес нашей беседы. Мы объясня на внешнем
тикита, не думаю, чтобы я чего-то не понял.
   Вопрос: Курят ли у вас? В каком возра? С какой целью?
   Ответ. Многие курят. Начин обычно в юности. Цель? Чтобы показ себя,
что уже взрос.
   Вопрос. Показ что-то в себе?
   Ответ. Нет. Чтобы выгляд взрос.
   Вопрос. Взрос человек отличае от юноши и подрос силой, весом,
знанием и умением. Что из этого можно показ втягива и выпуска
дыма?
   Ответ. М-м... не знаю.
   Вопрос. Какие металлы и камни у вас наибо ценятся?
   Ответ. Алмазы, золото, платина, жемчуг, изумруд... как всюду.
   Вопрос. Почему их считают драгоцен?
   Ответ. А как же иначе! (Созна: мне такой вопрос никогда не прихо в
голову.) Они... красивы, редки, их трудно добыть.
   Вопрос. Перо из хвоста птицы ойя, которую труднее найти, чем золотой
саморо, очень красиво, сверк радужн перелив даже во тьме.
Считал ли бы оно у вас драгоце золота и бриллиа?
   Ответ. Не знаю. Думаю, что нет.
   Вопрос. Так почему же драгоценн драгоце?
   Ответ. М-м... Так у нас принято считать.
   Вопрос. Распростр ли у вас зеркала? Велики ли они? Для чего
употребля?
   Ответ. Распростр у состоятел людей. Самые большие обычно в рост
челов. Пользую ими при одева... точнее, при наряжа - собира в
гости, на прогу, в театр. Женщины - для приукраш лица. Мужчины - для
бритья... ну, для среза волос с лица.
   Вопрос. Есть ли у вас примета: разбить зеркало - к несчас?
   Ответ. Да.
   Вопрос. Она исполня?
   Ответ. Думаю, что не чаще других суеве.
   Вопрос. Почему же она держи, как ты счита?
   Ответ. Навер, из-за дорогов зеркал. (Оживле в аудито. Я с
досадой понял, что ляпнул глупо: поломка или потеря любой вещи есть
неприятн, но не примета для другого несчас.)
   Председа. Демихом Гули, мы ведь договори, что в случае незна ты
отвеча: "Не знаю". Нам понятно твое стремле выгляд умным, доказ,
что у тебя под непрозра черепом есть извил. Но, пытаясь во что бы то
ни стало нам все объясн, ты избрал не наилуч способ для этого. "Не
знаю", если не знаешь, - вполне достой ответ. Если он тебя унижает, можешь
замен его на "мне это неясно", "мне неизвес". Только не надо
выкручива, хорошо? (Думаю, что после этого замеча все в аудит
увидели мои щеки и уши.).
   Вопрос. Улыбает ли вы при общении? Хмурит ли, супит?
   Ответ. Да.
   Вопрос. Почему эти мимичес жесты именно такие?
   Ответ. Улыбкой мы выраж располож, нахмуренн - неприя...
(Весе в аудито.)
   Председа. Ну вот, он опять! Демихом Гули, это понятно, мы тоже так
выраж располож и неприя, как ты мог замет. Речь не о том. В
органи разумн сущес все целесообр, а стало быть, и объясн.
Так почему улыбка выраж добрые чувства, а не что-то иное? У зверей,
напри, подоб движе губ выраж угрозу.
   Ответ. М-м... не знаю. ("Спрашив о чепухе!")
   Председа. Достой ответ.
   Вопрос. Бледн ли твои сород-темнот от страха? Красн ли от
возмуще, смуще или гнева?
   Этот ответ мне, по-моему, удался лучше всех других:
   - Да.
   Вопрос. Извес ли тебе, почему эти реакции на опасно. на обиду и тому
подоб именно такие, а не иные?
   Ответ. Извес. При испуге кровь отлив от кожи лица. . (Весе всего
собра, которое пришл утихомири ритмами "тик-так... бжжжии".)
   Председа. Нет, он невозмо! Я прошу не задав демих вопросы
типа "почему?", поскол это безнаде, а строить их так, чтобы он мог
ответ утвердите или отрицате, вот и все.
   Вопрос. Существ ли у вас выраже типа "меня мутит" или "его мутит"- в
отноше челов, излишне поевш или употребив алкогол яды?
   Ответ. Существ. Простонар речь других наций я знаю слабее, чем
свою, но полагаю, что подоб выраже есть и там.
   Вопрос. А не доводил ли тебе слышать другое простонар
высказыв, обычно мужчин в адрес женщины: "У нее хорошая печка", "хороша
печь" и тому подоб?
   Ответ. Доводил, и не раз, - от матро. Оно не слишком прили. (Но
после этого вопроса я стал немного поним, куда они клонят.).
   Вопрос. Примен ли у вас к детям телес болевые воздейс?
   Ответ. Да, если они того заслужи непослуша, каприз, плохой
учебой. Приходи наказыв.
   Вопрос. Больных?
   Ответ. Конечно же, нет, мы не изверги! Здоро, разумее. (Движе и
шум в аудито. "Тик-так, тик-так, тик-так... бжиии..."- успокои.).
   Вопрос. Расск подроб, как вы это делаете?
   Ответ. Младен обычно шлепают по обнажен ягоди. Детей постарше
некото родит - я лично этого не одобряю - бьют по щекам, по затыл.
Дерут за уши. Подрост порют - чаще, правда, в школе, чем дома. После
употреб и для провинивш простолюд, солдат, матро; их
наказыв по пригов суда или начальн - розгами, палками, плетями...
   Вопрос. Больных?
   Ответ. О силы небес, конечно же, нет! Здоро. После этого, правда,
они, случаю, болеют. (И снова изумлен галдеж в аудито, "тик-так...
бжжии".)
   Вот такой разго. Где, скажите, здесь разверну и блеснуть
европей образованн, знанием науки и фактов? Похоже было, что
академ не столько хотели узнать что-то о нас, сколько искали в моих
ответах подтвержд своим сложивш взгля на темноти.
   Но я не хотел уйти так - недоум, посмеши. Поэтому и выложил главный
козырь, который берег напосле:
   - А... а между прочим, все планеты вращаю по эллип, в одном из
фокусов которых находи Солнце!
   Сразу стало тихо. Все смотр на меня, смотр... или это мне
показал? - почти с тем же негодова, как тогда, когда я в свой первый
день питался открыто. Некото академ побагро.
   - Да, - молвил наконец председа, у котор розов обрисов
вислые щеки. - Так что?
   - А... а то, что и кубы их средних расстоя от Солнца пропорцио
квадра перио обраще! - выпалил я.
   - Тоже верно. Но это - не тема для разгов здесь. Астрономи
наблюде - личное дело каждого. Его интим дело. Так что обсуди-ка лучше
это все со своей женой. Ступай!
   Я учтиво поклони и удали в полном недоуме. Несураз темы вроде
природы улыбки, побледн-покрасн и простонар фраз годятся для
беседы, а Кеплер законы движе планет - нет? Что же тогда для них наука?
И при чем здесь моя жена Аганита?
   В корид меня встре Имель.
   - Пойдем, - он взял меня за руку, потащил. - Вот где самое-то самое!

   Пока мы поднима по лестни, шли по перехо и снова поднима, он
возбужд-почтител шепотом ввел меня в курс. Научный вес академ
зависит не только от числа извилин, но еще и от темат их работ и
выделяе ассигнов: чем загадоч темат и больше денег, тем он
значител. Вот мы и спешим сейчас на диспут по первоосн материи, на
него съехал со всего острова научные светила - рекордс как по
непонятн тем, так и по цифрам расхо на них.
   - Такие зубры... ой-ой!
   - А меня пустят? - усомни я.
   - Со мной пустят, я в бригаде "скорой помощи". Там такие страсти
разгора! Это ведь драма, драма идей. Бывает, оттаски не успев. Сам
увидишь.
   (Вот тут я его спросил о конку и получил в ответ "А!" и взмах рукой;
тесть уже был увлечен другим.).
   На двери аудито, к которой мы подошли, красова объявле:
   "Програ дня шестого:
   1. Основ доклад "Если кварки имеют аромат и цвет, то они имеют и вкус"-
акаде Ей Мбогу Мбаве-так (Грондт).
   2. Контрдо "Не вкусы, а масти. Четыре сбоку - ваших нет. Козырной
кварк и его свойс"- член-корр. дон Самуэль Швайб-старший (Эдесса).
   3. Обсужде.
   Председатель акаде Полундраминуссигм-тик.
   Инсул гаратиру".
   Большую аудито до верхних рядов заполн слушат, все безволо. На
первый взгляд они казал непрозрач, но, присмотре, я понял, что
они просто вспот - в помеще было душно. Под пленкой пота у всех
просматрив наклоне позвоноч, напряже подтяну внутрен
и слабо колышущ легкие. Внизу, за столом президи, воссед трое;
средний выделя несоразм большой удлинен головой на тонкой шее, она
у него склонял то к одному плечу, то к другому. ("Вот это и есть тот,
котор не выговор, - шепнул тесть, указав на него глазами. - Самый кит.
Ученики назыв его "наш Полун" и очень любят".) По обе стороны стола за
решетча бамбуко кафедр стояли докладч. Говорил правый, сквозь
небога плоть котор просвечи таблицы с символ и числами на стене,
- видимо, тот самый Ей Мбогу Мбаве. Левый доклад ждал своего часа и
выражал всем, чем мог, скепсис и рассеян иронию; таз у него был широк
для мужчины, позвоно слегка искрив.
   Мы пробрал по левому проходу вниз, где сидели помощн Имельд;
рядом на полу лежали носилки. Мне запомни послед, многообещ какая
-то фраза объявле. Я спросил тестя о ее смысле.
   - Так для этого мы и здесь, - шепнул он. - Обрати внима на мозги.
   Я осмотре: да, действите! И на комис, где меня допраши, у
академи был заметен прилив крови к лобной части мозга, делав ее
серороз, - естестве признак внима и умствен деятельн. Но
здесь почти у всех перед часть мозга была не розовой, а багро. У
многих, кроме того, лобные извил были в фиолето точках; в целом
получал впечатл той багро сизости, которую обычно замеч на носах
и щеках горьких пьяниц.
   - Вот это и есть следы того, что гарантиру, - пояснил тесть. -
Микроинсу. Ничего страшн, мы таким вкатыв дозу тиктак с
синтомиц в шейную артерию, через пару дней теоре на ногах, может снова
думать над тем же. Если бы эти надутые ослы сегодня меня не прокат, я бы
сделал диссерт на тему: "Связь распредел микроинсу по
поверхн мозга ученого со специфи пробл и степе ее
неразреши".
   Между тем акаде Мбогу говорил, набыч извилин в аудито, и
говорил крепко:
   - Только безнаде идиот может сомнева в существов кварков по
причине их необнаружен. Да, я подчерк: нет принципиа
необнаружи, а есть только необнаружен. Поскол кварки не лептоны
и не адроны, а шармоны, обмениваю глюон, а тем самым близки и к
антибарио фермио, то каждый, кто не кретин, поним, что все дело в
финансиро: не обнаруж при миллиар ассигнова - обнару при
триллио! (Аплодисм). Мблагод. Равным образом любой из сидящих
здесь, кто еще не впал в маразм, не решится оспарив то, что квант
характери кварков, или, как говорят теорет, ка-ка характери,
"каки"... не могут быть - не мбогут мбыть! - исчерп тем, что им
приписы сейчас: арома, цветом, шармом, зарядом, странно, спином...
ни даже их красо! Ведь по принц зеркаль инвер все, что не
тик-так, то так-тик, - то есть всякое "тик" есть "антитак". Только духовные
ублюдки неспосо понять это! И наобо. (В рядах снова послыша
аплодисм. Позади нас кто-то рухнул на пол. Медики с носилк направи
туда.) Мблагод! К тому же всякий, кто не дебил, поним, что цвет у
кварков скоро отнимут их глюоны, которые хоть и индиффере,как бозоны, но
начин проявл себя, как шармоны. Думаю, что глюоны отнимут у кварков и
запахи!
   Эти слова вызвали бурю аплодисме, а председа Полун прекра на
минуту поматыв головой, как лошадь в жару, и возгла:
   - Три кварка для мистера Кларка! А теперь их уже пять... * Три для
Кларка, а осталь для кого? Или три равно пяти?..
   -------------
   * Сведе о кварках, усвоен и творче разви мною, взяты из
"Кванто физики" А. В. Астах и Ю. М. Широк (М., "Наука", 1983);
авторам ее мприн искрен мблагодар за доставле удоволь
- В.С.
   -------------
   Эти слова вызвали восхище шепот. Мой сосед справа, чей лоб достиг
предель багрово, вдруг поник головой, стал сполз со скамьи. "Видишь,
я тебе говорил: это драма, драма идей! - бормо тесть, помогая мне оттащить
пострадав к стене. - Давай тикта".
   - Омбра мблагод, - продол доклад. - Поэтому необход ввести
еще одну характери кварков, которая уж точно объяс все загадки
взаимодей адронов, лепто, бозонов и выпендр: вкус. Вкус! - Ей
Мбогу Мбаве поднял янтар палец, причмок и облизну. - Объясню для
тех, кто имеет извил, как при этом будет соблюда принцип безвукс
нукло, аналоги их бесцветн и беззапахо. Вспом, какие
ароматы мы приписы кваркам: n - благоуха, a - прият, s -
нейтрал, c - против и b - зловон. Если их все смешать, то в нуклоне
все запахи уничтож и выйдет, что частица не пахнет. Что мы и знаем: как
тик на так, так и так на тик - все равно выйдет и так, и сяк, и не так, и не
сяк! (Аплодисм.) Мблагод. Так и со вкусом. Четыре основ вкуса:
сладкий, горький, кислый и соленый - суть четыре новые "каки". Если смешать
сахар с солью, кислоту - с горечью, а потом все вместе, то у смеси никакого
вкуса не будет - или, выража математич, вкус будет нулевой. Таким
образом, те, кто еще не впал в кретин, соглася, что для нукло -
комбина кварков - соблюда интеграл безвкус. При упомина в
литерат все, кто еще не потерял совесть, должны писать так: принцип
безвкус Ей Мбогу Мбаве-так. Я кончил! Прошу мзадав вопросы.
   - А... у пятого кварка какой вкус? - спросил кто-то из дальн ряда, когда
стихли овации.
   - М-м... Это будет завис от его заряда, странно, цвета, спина и
беспардон, - ответил Мбогу. - По моим расче. он будет кислень и
чуть пряный.
   Спрашива рухнул на пол. Медики поспеш к нему.
   - Три кварка для мистера Кларка! - снова беспеча возгла академик
Полун. - Три равно пяти, запах равен очарова, вкус равен цвету. Хочу -
я человек, хочу - я чайник! - Он свесил голову и пустил нитку слюны.
   Затем слово взял контрдокл. Как ни значите были идеи доктора
Мбаве, но в сравне с высказан доном Самуэ из Эдессы они выгля
детским лепетом. Дон Швайб-старший предал осмея и отверг не только
"кулинар рецепты" предыду докладч, но и все термины, - по его
словам, из лексик благоро девиц, - в которых погря физика кварков.
   - Все эти "шармы", "ароматы", "цветы" и "красоты", уважае коллеги, -
говорил он резким голосом, - не для мужчин. То, что есть и еще понадоб
для описа кварков, находи здесь! - И дон Швайб жестом фокус
извлек - непоня откуда - и с треском развер в веер колоду играл
карт. - Смотр: главная степень свободы - масть. Бубны, пики, трефы и
черви. В каждой масти кварки распредел от шесте до туза. И, наконец,
третья, "кака", самая важная, чего в "шармах-вкусах-арома" не сыщешь:
козыри! Козыр кварк, будь он даже шесте, кроет всех!..
   Дальше в докладе увере замельк термины для взаимодей и
комбина микроча: "взятка", "сдача", "перебор", "пас", "очко", "большой
шлем из бубно кварков" и так далее. Чувствова, что дон Самуэль свое
дело знает туго.
   Впечатл от доклада было таким, что Имель с помощни просто
сбились с ног. Когда же начался третий пункт програ, обсужде, то они и
вовсе перест оттаски инсульт, а ходили по рядам, перешаг через
тела, и на месте делали инъек. "Вы не теоре, вы карточ шулер! -
кричал на Швайб акаде Мбаве, выста извил и махая руками. - Вас в
гостин били!"-"А вы повари, - резал в ответ тот, - ваше место в
харче, а не лаборат! Все ваши опусы - стряпня на тухлом масле!"-"Три
кварка для мистера Кларка!"- в послед раз воскли
Полундраминуссигм и, склонив к соседу, укусил его за ухо. Тот
завиз, вскочил; в президи начал свалка.
   Должен призн, что мне нравил живая творчес обстано дискус:
чувствова, что люди вкладыв душу в решение проблем. Правда, кусать за
уши - это, пожалуй, слишком, но в средневек диспу случал и не
такое. Концеп Самуэля Швайб-старш о внедре картеж термино
в науку меня, челов строгих правил, конечно, увлечь не могла. Но вот идеи
доктора Ей Мбогу... Я почувств тягу высказа по этому поводу,
поверну к двоим, сидящим позади:
   - Послуша, но ведь все зависит от созрева этих овощей: их цвет,
запах, вкус... и даже вес. Это должно быть главной характерис, степень
созрева!
   - Каких овощей? - спросил один.
   - Ну, кварков.
   У обоих лбы предел побагро, глаза подерну пленкой и закати
- и они осели на пол.
   Уходил я из акаде под большим впечатле. Впоследс до конца дней
багрово-сизый цвет у меня никогда более не ассоцииро с носами пьяниц.
Теперь я знал, что таков цвет напряже теоретиче мысли.

   ГЛАВА ШЕСТАЯ
   Описа обществе жизни тикита. Парламя, партии. Король и его
полит. Иерар внутренно. Театр. Украше изнутри и моды.
Здравоохра и педагог по-тикита 

   Поглоще повседне жизнью и своими проблем, я первое время мало
интересов обществе устройс у тикита (хотя и догадыв, что
здесь тоже должны быть свои особенн). Да и возможно познакоми с
ним у меня было малов: ведь до визита в АН меня почти не выпуск со
двора, разве что брали на охоту. Но в город - ни в какую. Все ждали (и я
ждал), когда от тиктак у меня начнут янтарно просвечи кости,
обнаруж извил во лбу - словом, я буду выгляд прили. Хватит и
того, что сорва нашей окраины прибег дразн меня: "Гули-гули
демит!"- зачем еще искать неприятно? Но мой скелет все не поддава.
   Наконец Имельд осенила мысль: я должен выдав себя за старика. С
шаркаю поход. С палоч - непло, кстати, остраст для мальчи.
Ведь тело у глубо старцев теряет прозрачн, начиная именно с костяка;
да и динам внутрен вида, "инто", у них слабая, вялая - что будет
соответств моему никудыш внутрен произнош.
   ... И жену свою Агату, носив перве, я сопрово в Сквер Будущих Мам
в центре под видом ее дедушки, а что подела! В этом сквере, в тени тиквой,
будущие мамы рассматри друг друга, у кого как лежит, знакоми,
советова, тревожи и попутно готов прида младен, единств
допуска на острове одежду. Особым уважан пользова носящие двойню
или тройню.
   В том же виде я выпол хозяйстве поруче Барбар, даже,
случал, подторгов на рынке овощами с огорода, яйцами, битой птицей.
Тикитак на пенсии.
   Город Грондт, в котором мы жили, был столи; кроме него, на острове
имелись и другие, напри, упоминавш выше Эдесса. Все они находи
вдали от моря и были защищ лесом и горами. Ни портов, ни флота тикит не
имели. Не существо у них и законов, запреща покид остров, - но все
равно его никто не покидал, не стреми в страны, населен темноти,
оплакивае за их вид "заморск брать". Больше того, читат уже
познаком с тем, как острови привет заморс корабль; думаю, что
не один он покои на дне у берегов Тикита. Отдель же темноти,
потерпе бедст на море, они подбир единств для проведе на них
пробы на прозрачн, смысл которой, как я постепе понял, выходит далеко
за пределы того, чтобы просто убедит в соответств дейст тикта
на них; для этого, собстве, достато поймать и остричь собаку.
   По государстве устройс Тикита, как и моя страна, является
конституци монарх. Но вот зачем им это все: король, правитель,
парлам, чиновн - я так до конца и не понял. Сложно государств
устройс есть мера взаимн недове сограж и недове правите к
своим поддан. У тикита же в этом отноше все более чем благопол:
даже если бы кто и захотел сжулить, словч, объегор ближн, он не
сможет это сделать-все на виду, каждый человек- откры книга. В силу этой
открыто, ясности отноше им всегда легко договори, прийти ко
взаимопони, даже организов для коллекти дейст; взять хотя бы
тот же отряд самообо - зеркала свои, лошади свои... и вдовы свои. Или
вспомн их способ дальней взаимос, который далеко превосх почту и
не нуждае в попече государ. Тем не менее существ (в силу того,
что существо раньше) деятельн, состоя в том, чтобы возвыси и
набить себе цену. Общая схема такова: правитель запрещ, король запреты
отмен, парлам то и другое обсужд (и нередко осужд); народ
относи ко всему этому благоду и делает свое.
   Здание парламе находил рядом с рынком, я после дел захажи иногда
- погляд, послуш. Парлам был однопала, но политиче партий,
представл в нем, было куда больше, чем в Англии. Все они защищали
интер не какого-то сосло, а - определен органа в теле тикита.
Самой влиятел была коали "Мозгл-кровав за прогр, а все
осталь сволочи"; их напору уступ даже всеми уважае партия "Лимфа", -
на послед выборах ее кандид понесли пораже из-за своей повыше
прозрачн, делав их практич невидим. Наибо консерват
считае партия "Задний ум", представл интер кишечн, крестца и
половых органов. Довол влиятел партия УГН (ухо, горло, нос), но ее
позиции ослабл раздо между тремя секци. Есть легочн, желудоч,
скелетн, железн-секретор... и так вплоть до весьма радикал
группы "Левый голенос", представл в парламе, впрочем, лишь одним
депута.
   Погляд было на что: у депута каждой партии прили крови или
введен красите были ярко выдел свои органы. Легочн, кроме того,
выдел себя цветн дымами, а желудоч и кишечн (заднеум) -
заглатыва яркой ПМУ - Пищи Многократ Употребл. Выступл
парламент уменьш мою носталь; особе в тех случаях, когда
ктолибо из них сегодня гвоздил правитель за недостато внима к
желуд тикита, а назав, перейдя к скелетн, призы острови не
обремен себя лишней пищей, дабы не пострад осанка, - я чувство себя
почти как в Лондоне.
   В отличие от парламе, короли - и в частно нынеш Зия Тик-Так XXIX
- пользова уважен и даже любовью острови. Причин было три - и все
вполне основател: 1) короли имеют самое крупное и выразител "инто"
(т. е. самые рослые и хорошо сложен из всех, с образцо внутре
видом); 2) они безупре справед и 3) целиком бескоры. Тикитаки
уверяли меня в том, что эти качес передаю у Зий по наследс, от
номера к номеру. Мне, побродив по свету и немало повидав дворов и
правите, это показал сомнител; я заподоз, что по наслед
передаю не доброде, а какой-то хорошо продума политиче трюк.
Примен его тем легче, что тикит в силу своей открыто весьма
доверч. Так и оказал.
   Начнем с "инто". Наход теперь вдали от Тикита (не без стара того
же Зии №29) и не рискуя быть обвинен в подстрекате к бунту, могу
заявить прямо: король не выше меня ростом и не шире в плечах, а внутре
вид у него ничуть не соверше, чем у моего опекуна и тестя, медика
Имельд. Одно происшес, о котором речь идет дальше, нас свело впритык -
ошибит было невозмо. Между тем, острови действите видят -
большин по ЗДвиде, счастлив - непосредст на дворц
церемон, - что Зия крупнее и образцо по "инто" всех других. В чем здесь
дело?
   Прежде всего в том, что по констит король тикита обязан иметь самую
крупную фактуру и безукоризн красоту "инто"; в против случае он будет
низло, а его место займет достойне. (Извеч стремле к идеалу: наш
правит - самый лучший человек). Тем самым вид короля оказыва основой
государств стабильн, а ее надо поддержи - пусть и с помощью
ухищре. Первым из них и являе Закон о Тайне, по котор никто, кроме
самых доверен и близких лиц, не смеет ни приблизи к королю ближе чем
на пятнадц ярдов, ни рассматри его сквозь мякоти кистей; нарушит
ждет Яма. Это обоснов тем, что иначе с помощью внутрен тикит
поддан могут узнать о делах в королев больше, чем следует; с
пятнадц ярдов действите много не угляд.
   Другое - подбор должнос лиц, включая и минист, так, чтобы все у них
было хоть чуть-чуть, но помел и поплоше, чем у Зии. Соответст чину.
На официал приемах члены правитель располага по обе стороны от
короля так, чтобы размеры их внутренно плавно убывали к краям, что и
подчерки анатомиче исключитель главы державы. (Если к этому
добав, что с помощью "тик-так бжжжиии..." и сердца сановн
настраива в такт с сокращен королевс сердца, то картина
получае незабыва).
   Это практику из века в век и от номера к номеру. Вероя, именно
поэтому правитель осуществ на острове чисто запретите функции.
Сложно подбора на должно и на место в "иерар внутренно" такова,
что извил мозга (кои издали-то и не видны) считать не приходи; а
запрещ - не решать, особого ума не надо. Это отраж и в назва
министе и ведом: напри, не министер торго, а министе
запре на торго, не министер зеркалод, а министер запретов
на зеркаль дела... Торгов, равно как и делать зеркала, и пользов
ими тикит все равно будут, никуда не денутся.
   Но нельзя не замет, что эта система, отменно дейст наверху, ставит
низовых чиновни в довол трудное положе. Ведь для сохране иерархии
"инто" каждый министр подбир себе помощни по себе, те - тоже, и на
рядовых должнос в конеч счете оказыва такие, что разгляд их
ничтожн можно не с пятнадц, а с пятидес ярдов. Эти чинов
вынужд прибег к ухищрен: или назнач часы приема на сумерки, или
брать в секрета мощную вдову-линзу, которая посетит близко не
подпус, а то и вовсе отпасовы просите в иные инстан.
   Что же до поддерж веры населе в свою справедли и бескоры,
то эту пробл король Зия решает таким великоле спосо (извле к
тому же немалый доход!), что его стоит рекомендо и европей монар.
Никакие налоги с тикита не взимаю, это верно. Раскошелив им
приходи лишь на взятки чиновни, накладыва запреты. Запрет на .сбор
плодов тиквойи в определе рощах; запрет на проры оросител или
осушител каналов, а если канал уже прорыт, ведь за всем не услед, то
запрет на протека воды по нему; запрет на дойку коров в дни тезоимени
госуд и иных торже. Многое можно запрет с многозначит видом из
высших политиче соображ, а затем и милост разреш за изрядную
мзду. Постепе у населе созрев недоволь, возник проте и
волне; в парламе обсужд, запраши минист, те отмалчива.
Дело доходит до короля, он смещает чиновн и отмен ошибоч запреты;
если провинивш изрядно нажился, его отправл в Яму (бывает, что и
казнят), имущес конфиск в пользу государ. Справедли
торжест - и двор утопает в роскоши.
   О том, как готовят чиновни, что они оказыва не в силах не
лихоимств, я расск позже.

   К стыду своему, должен признат, что так и не побывал ни на одном
представл ГХАТа, Грондтикс Художестве академиче театра,
хотя здание его, очень респектабе, со сплошь зеркаль фасадом, тоже
находил рядом с Централ рынком, - ни один, ни с женой. По самой
простой причине: не было денег. Откуда им взяться у демих без определ
занятий! А билеты, и обычно-то довол дорогие, в этот сезон шли по двойной
и тройной цене потому, что в спектак участво здешний Кин, демонич
трагик Соломон Швайб-младший (возмо, отпрыск того теорет-картежн).
И на каждом был полный аншлаг.
   Сначала я полагал, что все тикит - завзя театр. В этом их можно
понять: если игра наших актеров, состоя только из речи, мимики и
телодвиж, доставл немалое наслажд, то впечатл от игры всем
"инто" должно быть вообще потряса. Но затем я узнал о том, что многих
горожан влекут на спекта с участ Швайб-младш побужде, увы,
сортом пониже - вроде тех, что увлек римлян в Колизей, на бои гладиат.
Поскол вживат в роль актеру приходи, без преувелич, всеми
потрох, всем сущест, то артистиче искусс оказыва - особенно
в трагиче амплуа - опасным делом. Бывает, что в финалах пьес от реплик
типа "Умри, несчаст!" хорошо вошед в роль "несчаст" действит
умирает.
   Здесь многое зависит от игры партн, и злове слава С. С. Швайб как
раз в том и состо, что у него имелось уже целое "персонал кладб"
партн по трагиче ролям. С ним теперь соглаша играть только
начинаю актрисы, которые, как извес, готовы на все, лишь бы получить
первую роль. Зрители перед послед актом нередко заключ пари: умрет или
не умрет? - и действо даже подполь тотализ. Думаю, что и в Лондоне
зритель вел бы себя так же.
   Меня же заним другое, и более всего: здешняя интерпрет "Ромео и
Джулье". Да, эта пьеса стояла в реперту. Лично меня это не удивило:
люди могут ходить голыми и прозрач, обходит без огня и не быть
дикар; но не знать Шексп - это, безусло, дикарс.
   Однажды я все-таки пробра на репети. В темном зале было пусто,
только впереди долговя скелет, откинув в кресле и положив ноги на
спинку кресла, сварл кричал в рупор:
   - Надпочечн фибрилл, Юлия, надпочечн! Не верю!
   На сцене тоже был полум, только в серед луч дамы-линзы выделял два
"инто"- мужское и женское. Наскол я понял, отрабаты знамени сцену
первого поцелуя. Она вся шла на внутрен тикита, так что я слышал лишь
реплики режисс.
   - Ромео, Соломон, не сияй желуд, у тебя же весь монолог идет на
одной диафра, подтяни ее... еще. Полне, братец, а?
   - Юлия, деточка, ты своим ливером сейчас выража воспомин о
позавчера обеде, а не первую любовь. Строже надо, строже! Давайте
сначала.
   Когда же я увидел, как выгля на внутрен тикита фраза: "Верните
мне мой поцелуй!"- мне стало грустно, я неслы ушел. Может, и вправду я
ничего не потерял, не посетив эти спекта?..
   - Но ведь, - напом читат, - можно было по ЗД-видению? Выста две
кисти против глаза в направл ближай вышки с зеркал - и гляди даром.
   В том-то и дело, уважае читат, что все пьесы в этот сезон шли без
права показа по ЗД. Как гордел говор приез эдесс: "Наш Соломо
своего не упустит!"

   Да и что мне был тот театр, если вокруг блистал, перелив и шумел
вечный спект Жизнь с вечными актер-людьми, играющ каждый свою пьесу,
в коей он - главный положител герой, премьер-любов, рассчитыв на
аплодисм и венки! Только и того, что на сей раз спекта разыгры
при новых декорац и в иных костю - костю, украшае изнутри.
   И я участво в игре. Подобно тому, как на улице обычн города прохожий
сравнив себя со встречн: лучше или хуже он выгля, наряд ли,
рослее и т. п. - так и я, отправл с поручен тещи или сопрово
Агату, сравни себя со встречн тикитак. Это было тем легче, что
вокруг полно зеркал - на фасадах зданий и уличных тумбах. Скеле, правда, у
меня малость подка, темно, но что до остальн, то я выгля, что
называе, вполне. Ни четкими линиями главных сосудов, ни благород
очерта печени и желудка, ни выразител подтянуто кишечн, ни
видом черепа и легких - ничем решител я не уступал по "инто" тикитак
мужчи. К тому же я был выше ростом и мощнее сложен большин их. И,
кстати, женщины чувство, что я вовсе не дед: при встре некото даже
соответст обрисовыв прили крови к нужным местам - выражали
симпа и интерес. Агата в таких случаях ревниво фыркала.
   Но в чем мне было далеко до тузем, так это в умении со вкусом показать
себя изнутри.
   Еще в первый день я заметил в животах некото тикита в амфите
белые, голубые и зеленые блестки. Теперь мне доводил видеть такое и
вблизи: проглоче за нескол часов до прогу драгоце камни (обычно
круглой огранки), которые, перемещ от сокраще кишок, соверш свой
неспеш путь в "инто"- эффек отблеск и перелив в прямых и
отражен многими зеркал солнеч лучах, вызывая у всех встре
восхище, зависть и уваже. Носит драгоценн внутри относят эти
чувства к своей особе точно так же, как и носящие их снаружи. Некото камни
оправл в золото или платину. Красиво выгля также нити крупн жемчуга,
повторя извивы; чем длиннее нить, тем эффект показан кишеч.
Разумее, для безукоризне вида там не должно быть и следов пищи, то
есть ношению драгоценн предшест по крайней мере суточ пост; но на
что не пойдешь ради красоты!
   Тикита и тикитакит с драгоценно свойств и особая походка
с покачива тела не только от бедра к бедру, но и взад-вперед. Словом,
умеют подать себя.
   Впрочем, такие украше являю здесь, как и всюду, уделом немно. Для
осталь же, для тикитакс плебса, в лавках около рынка всегда имелся
непло выбор внутрен бижуте по доступ ценам. Это и была та самая
ПМУ, Пища Многократ Употребл, единстве "пища", которую
позволите заглаты на виду у всех. На пакетах ее рядом с ценой указаны
числа "х 8", "х 15", "х 20"... - означаю, сколько раз ПМУ может быть
употреб без утраты вида от дейст желудоч кислот.
   Особе падка на ПМУ молод, что можно понять: тикитак юноши и
девушки, а тем более подрос, настол - до бесцветн и незаметн -
прозра, что это создает у них неуверенн в себе, комплекс
неполноцен. А с ПМУ - совсем другой вид!
   Прода на рынке овощи с Барбарити огорода, я с завис смотрел на
то, как бойко торгует апельси, сплошь усеянн черными ромбик с
надпи "Maroc", мой сосед. Но еще интерес было наблюд за тем, как,
очистив куплен апель, молодой тикитак выбрасы в урну медовую сочную
мякоть, разламы кожуру на дольки так, чтобы на каждой остал одна
накле, и перед рыноч зерка вдумч заглаты одну дольку за
другой. При этом он старае, чтобы уже в пищев они располож
найлейк вперед и буква "М" у каждой была вверху. Трех-четырех плодов
хватает для того, чтобы приобре вполне достой вид для прогу с
девуш.
   Популя также непереварив сливы "Pannonia" (золо на лиловом
фоне), виногра "Texas х 20", соедине в цепочки, абрик "Adidas х
18" и иные искусстве фрукты. Но преде мечта каждого юного тикитака
являе ПМУ "Змейка", которую можно добыть только по знакомс и с тройной
перепла; мозаич тетраэ, которые, будучи заглот в определ
последовател согла инстру, создают в кишечн вид медленно
шевеляще, продвигающ все дальше удава средних разме. Счастли
с такой ПМУ всегда сопровож на прогул компа почтите завиду
прияте. Когда же "удав", совер круг по толстым кишкам, добирае до
прямой, они начин канюч:
   - Дай понос, а? Помнишь, я тебе давал!.. Нет, мне!..
   Другой способ украс себя - цветное курение. На острове выращи
табач травы, которые дают дымы любых оттен. Куриль-европ не нашел
бы их ни крепк, ни ароматн, но для тикит важнее всего цвет, с ним
связан престиж курящ. Самый дорогой табак "император" дает пурпу
дым, близкий к цвету крови в легоч сосудах; а чем ближе к фиолето краю
спектра, тем табак дешевле.
   Да что табак - форма легких тоже может быть престиж и непрести.
Самыми красив считаю легкие, похожие - при наполне их дымом - на
слоно уши.
   Не раз мне приходи видеть, как молодые тикит - настол невиди,
что наибо заметны их радуж ореольч-"тени" да наминае табаком
трубки, наводят "линзой" правой кисти на. табак сконцентриро солне
луч, разжиг, раскури, дружно затягива. И сразу их носогло,
гортани, горла, а затем бронхи и полости легких будто проявля,
наполнив колдов колышущ и струящи зеленым (или синим, желтым,
алым, фиолето - в каждой компа курят один табак) дымом; лучи света из
межребе щелей разлиновы легкие на полосы. Совсем другая картина.
   И, кстати, сразу заметно, что - мужчины. Девушки не курят: их грудные
"линзы" делают картину легких с дымом весьма непривлекат. Да и женским
легким обычно далеко по форме до слонов ушей.
   Взрос тикит относя к этому увлече без одобре, но
снисходит: сами баловал в юности. Некото, впрочем, не в силах
одолеть привы и-дымят всю жизнь. Таких можно узнать, даже когда они не
курят, по серо-зелен налету на легких.
   Понаблю за курящ тикитак, я как-то лучше понял недоуме, с
которым в акаде допытыва у меня: почему курят темнот, что они этим
хотят показ? Действите: что?

   Затем я разобра и в другом недоуме тикитак академи: почему
мы, темнот, лупцуем не больных, а провинивш здоро?
   Слово "альдока" означ у острови и прозрачн, и открыто, и
честно, и разумно, и телесно-душев здоро... все сразу.
Соответст слово "виркинт" имеет значе не только "больной", но и
дурак, и даже "прохв". Ну как не дурак, не сомнител лично: ты
прозра, можешь не только чувство, но и видеть все в себе для точного
самоконт, с помощью "линз" и зеркал можешь обнаруж в самом начале
нездоро любого органа по его помутне (от накопле там мертвых
веществ), знаешь, как устран его самососредото... почему же ты
нездо?!
   Такому подходу учат с детства. В школах острова невозмо ликую вопль:
"Ура, учитель болен!"- там учитель не бывает болен. "Больной учитель" для
тикита столь же нелепое понятие, как для нас "неграмо учитель". Более
того, и прихворну ученик не может рассчиты на то, что родит его
оставят дома, уложат в постель и будут пичкать вкуснен: бедный виркин
плете в свой класс со смятен в душе, как невыучи уроки; а там - для
попра и в назида другим - он получ порцию целител боли. В случае
насмо, напри (наибо распростран и чуть ли не единстве
недомог у тикитак детей), если школяру залож одну ноздрю,
учительса отвешив, ему точно дозирова оплеуху по надлежа щеке;
если залож обе - по обеим. При этом замечате, что в следую раз
насморк может пройти от одного строг взгляда учителя.
   Воспалите проце прекращ теми хорошо знаком мне щипками с
выверт в местах нервных центров, а в трудных случаях - и массажем
прутик по здоро частям тела; послед именуют процед
"перераспред здоро".
   Подзатыль же - очень легкие, почти касания - учителя и родители
употреб исключите для регулир деятельн мозга детей: чтобы
перемес видимое по приливу крови возбужд из его двигател области
(в затылоч и темен части) в лобную область мышле и внима. И
поскол боль как целител средс замен на острове все лекарс,
тикит никогда не примен ее с целью обиды, униже, наказа или чтобы
застав сделать челов то, чего он не желает. Так воздейст только на
живот.
   ... Сопоста цвету здоро острови с бедстве положен моего
тестя-медика и его коллег, чьи услуги никому не нужны, я задума: сколь
печал судьба медиц! Чем больше вырас хлеба, овощей и иных проду
земледе, тем больше людей прокорм его трудом, больше их будет - и тем
еще возрас спрос на его работу. Чем больше домов выстр строит, тем
лучше в них будут жить и множит люди - и возрас спрос на новые дома,
на его труд. А врач... чем больше он искоре болез, тем меньше спрос на
его труд! Тем меньше нужно врачей.
   Но по возвращ в Англию я осмотре - и успокои. Наши медики умеют
учитыв горький опыт тикитак коллег, даже не зная о нем. Они всегда
блюдут свои интер. Так что уж где-где, а в Европе всегда чем больше будет
врачей, тем больше и больных.

   ГЛАВА СЕДЬМАЯ
   Автора вызыв во дворец. Описа приема. Доклад академиче комис о
жизни темноти. Автор высмеян, но затем и облас королем. Размышл
автора о выгодах прозрач 

   - "Доклад его величес Зие Тик-Так XXIX и его превосходит
Агрипар-Так, минис заморс террито, о результ пробы на
прозрачн Демих Гули, именующ себя Лемюэ Гулливе. Этот
заморс темно был подоб ран год назад на запад берегу неподал от
Грондт в бедстве состоя, подверг опрозрачи и необход
лечению, затем отдан под присм медику Имельд. Реакция на
опрозрачни у него в целом протек удовлетвори: не спятил и не
спился, как некото его предшестве; этому, вероя, способств
то, что упомяну Демихом сам причас к медиц - разумее, на
знахарскодик уровне - и вид "инто" не был для него неожида.
Отличае некото смышленно и добрым нравом: так, согре с дочерью
опекуна, он сразу жен ился на ней и ведет с тех пор жизнь пример
семьян. (А все мы мним о разнузда поведе иных темноти,
оказавш нагими среди обнажен самок). Недавно у них родился сын.
Ребенок норма. Демихом Гули овладел тикита в преде, возмож для
заморск жителя. Исполн простые работы. В сущно, кроме извест
эпизода в первый день, когда он, питаясь, показал некультур своего
племеи, нам более не в чем его упрекн..."
   Я слушал эти комплим, стоя на коврике в центре тронн павиль.
Слева от меня находи Имель. Справа на отдель ковре возвыша все
тот же долговя Донес-Тик, глава академиче комис. Он и читал
доклад.
   Предо мной воссед правитель во главе с королем. Сам Зия в
бамбуко кресле с подлокотн, а по обе стороны на длинных скамьях - по
десять минист, чьи внешние размеры, как и велич органов в "инто",
правиль образом убывали от серед, от монарха, к краям. Я уже знал, кто
есть кто, и видел, что между величи тел сановни и значимо их поста
нет прямого соответс: так, по правую руку от короля сидел дон
Реторто-Тик, министр этикета и прест, по левую - Тинде-Так, министр
запре в зеркалод; а вот министр запре в торго фон Флик, лицо
куда более серьез, примост на краю правой скамьи. Видимо, навести и
такой ранжир было просто невозмо. И Агрипар-Так, котор наряду с
монар адресов доклад АН, в силу щупло и внутрен невзрачн (он
лишь недавно вышел из Ямы) сидел послед слева. ("Какими заморс
территор он ведает?"- спросил я у тестя. "Как какими! Всеми, которые за
морями"). "Инто" Агрипар выраж не меньшее достоин, чем у прочих
минист; и не подума, что еще неделю назад он дробил гранит, искал
алмазы.
   ... Вызов во дворец на прием по случаю полнолу последо по ЗД-связи
еще утром; запрос также, когда присл лошадей. Имель, по моей
просьбе, просигн, чтобы слали сразу. Поэтому до начала торжес у меня
оказал немало времени для осмотра дворца. У тестя среди челяди и
чиновни были знако (они устраив ему заказы на внутре
декориров придвор дам), которые охотно согласи меня всюду
повод.
   Я увидел немало интерес: зеркал-стеклян павиль с
распахивающ поворот крышами и великоле убранст, карти
галерею царствую дома, где были изображ лучезар "инто" Зий,
освещаю поддан и пейзаж, до тринадца колена; подня даже на Башню
Последн Луча под зеркаль чашу и любова оттуда остро и морем. Но
самое сильное впечатл остав Яма - дворцо и единстве на острове
тюрьма. (Нужды в других нет, поскол - помимо должнос преступл, о
которых я упоми, - единстве карае проступ здесь является
ненасильств отъем внутрен украше: носит их задержи в
укром месте, пока украше не покинут его естестве образом, затем с
миром отпуск; да и такое бывает редко). Увидев копошащ на дне
глубок котлов, охраняе дамами-линзами и зеркальщи, я заметил
провожа: "Вот это прозрачн, я понимаю, только скелеты и видны!"-"А
там нечего больше и видеть", - усмехну тот.
   В Яму помещ до востребов - до монар милости, которая сразу и
освобож, и возно. Надеж на эту милость и на то, как хорошо будет
осененн ею, получив сразу и пост, возможн вольго жить и
наживат, - питают рудоко вместо завтр и ужина, а по четным дням - и
вместо обеда. Стоящий наверху пропове, собравш внизу горестно
подвыв и обещают старат.
   Вот и Агрипар-Так провел в Яме немало лет (за отнятую когда-то у юнца
"Змейку") и был востреб, лишь когда предыду министр замор
террито, имевший тот же 16-й размер печени и сходные параме иных
органов, любит бешеных скачек, загре с лошадью с обрыва. Все размеры и
параме "инто" как правительст чиновни, так и преступн в Яме,
имеются в королев картот.
   Это завед издавна, так монархи здесь обеспечи себе славу милост
и бесконе благода преданн "востребов". И главное - устойч
пополне казны за счет конфиск: ведь, распале лишени и
мечтани в Яме, эти люди не могут не лихоимств! Настоя король - он
и голый - король. И даже прозрач.

   И вот сейчас его величес сидел в свобод позе, минис справа и
слева повтор ее: по десять янтарно просвечив левых ног с двойными
алыми кантами жил на каждой скамье закин на правые, по десять пар
сплетен кистей обним колена; двадц одна левая ступня, считая и
королев, ритми покачива в воздухе вверх-вниз. В этом движе было
что-то гипнотизир.
   На высоте трех ярдов между правитель и нами парила перемеща на
канатах люлька ЗД-видения с операто и дамой-камерой, коя поворачив
своими "линзами" то к нам, то в сторону его величес: работа есть работа;
впрочем, там было на что посмотр и королю. Шла прямая трансля. Позади
нас на скамьях теснил знать. Сегодня на большой прием, посвяще
полнолу, они съехал со всего острова.
   У противопол стены павиль за Зией и министр стояли боевым
построе дамы-линзы и зеркаль дворцо охраны; другой ряд
зеркальщ по верху стены улавли и переда вниз лучи заходя
солнца. "Линзы" дам были настро таким образом, что у меня, Имельд и
академ Донесм на левой стороне груди рдело, красиво освещая наши
сердца, теплое солнеч пятно; сделай я еще шаг - и оно сойде в огненную
точку, я упаду замер.
   Помимо того, самые крайние дамы-линзы так удачно просвечи короля, что
получал - как и на карти во дворцо галерее - будто именно исход
от монарха сияние озаряет ближай подчине. Даже драгоце камни в
золотой и платино оправе в животах минист - награды за непоро
службу и администрат подвиги - сверк и перелива боковым светом,
от Зии. Только у нашего Агрипардо (мне его все-таки было жаль) и в этом
смысле в животе было пока пусто.

   - "Конечно, наблюде за Демихом Гули интере нам не сами по себе, -
продол мерным голосом чтение доклада Донес-Тик, - а в плане ответа на
все тот же вопрос: наскол наши одичав собра, заморс темнот,
приго для возвращ к подли разум жизни, в лоно породив их
некогда цивилиз! ("Ого!" - подумал я.) И если его приживае
показыв, что физиологи они такую возможн пока еще не утрат, то
расспр о жизни его соплеменн, увы, подкреп прежние выводы о
продолжаю из деграда. Особе заметна она в север террито,
откуда родом наш демихом. Это и понятно, ведь эти террито больше других
пострад во время Велик Похолод.
   Это катастрофич событие черной полосой раздел историю нашей
цивилиз настол, что мы теперь и не знаем, как долго существо до
него на планете тикит, когда и как они появил. Знаем лишь то, что не
меньше, чем мы живем ныне после эпохи Похолод, то есть тоже десятки
тысячел. То черное время, когда солнце месяц не появлял из-за туч,
когда от холода вода станови твердой, а студе ветры губили за одну
ночь все живое, были большим испытан для тикита. И далеко не все его
выдерж. Да, всем тогда ради спасе довел надеть на себя шкуры диких
живот, прятат в пещеры и даже, вопреки древним заветам, ломать и жечь
деревья, чтобы согрет, пригото пищу, иметь огонь. Всем в ту пору было
не до постоян поддерж своей прозрачн - второго после
прямохожд призн разумн сущес. Но разница между нами и нынеш
темнотки в том, что это их далекие предки решили, будто мир перемен
окончате, прозрачн вообще более не нужна. А раз так, то вместе с
другими деревь можно жечь и священ тиквойю - и даже преимущест ее,
ибо ее масляни древес и горит жарче, и светит ярче. Вот так и
получил, что к концу Похолод на матери не остал ни ростка
тиквойи.
   Так же получил, что одичав тикит, кои в эти мрачные тысячел в
основ боялись и ели, ели и боялись, утрат прошлые знания и забыли свою
историю. Настол забыли, что начало своей нынеш, с позволе сказать,
цивилиз ведут от того, что на самом деле было фактом их падения: от
костров, от освое древесн огня. Из всего же предшествов
сохрани лишь то, что перешло в инстин, да отрывоч информа в
коллекти памяти - причем ни природы первого, ни смысла второго север,
сород Демих Гули, теперь не поним..."
   Все внимали. Король Зия переме ногу, положил правую на левую,
откину, свел руки на сияющей диафра. Эти движе: переклады ног и
складыв над животом рук - волной пошли вправо и влево по скамьям с
министр.
   "Вот примеры. У них до сих пор бытует примета: разбить зеркало - к
несчас, хотя зеркала они примен только для наведе внешней красоты,
подпудрив да выдавлив прыщей и утрата их никаких неприятно ни в
битве, ни на охоте, ни в поддерж дальней связи произве не может. В
народе, вместил коллекти памяти, еще в ходу выраже типа "меня (или
его) мутит" от перееда, обжорс, хотя видеть, как мутнеет в таких
случаях лимфа в брюшной полости, темнот не могут. В ходу также фразы типа
"у этой бабы (женщ, дамы) хороша печка"- но, поскол никакие части тела
непрозра женщины не могут быть, разумее, печью, то во фразу
вкладыва непристо смысл.
   Драгоцен темнот призн все те вещес, которые безукориз
выдержи дейст желудоч кислот при многокра ношении внутри. Но
замечате, что свойс эти им соверше ни к чему, ведь носят-то они
драгоценн снаружи.
   Курье можно считать и распростран до сих пор у темноти курение.
У нас это - форма франтов, преимущест у молод, позволя
покрасова своими легкими, бронх, носогло. У них же глотае дым
ничего не показыв - но все равно курят!
   У темноти сохрани наши мимичес жесты для выраже приязни или
холодно: улыбка и насупленн. Но первич смысл их - при сведе
губах-линзах угрожа выделяю клыки и резцы, при растяну они
уменьша - им, в частно Демих Гули, более непоня. Равным образом
у них стала бессмысле (пожа, даже и вредной) древней реакция
тикит на внезап опасно: побледн, отлив крови от кожи, что
позвол стать еще более прозрач, незамет - и скрыт. Темнот тоже
бледн от страха, но тем только выдают себя! В бессмысле рефлекс
преврати у них и наша способн прикрыт - прили крови к
поверхн тела в различ местах. У тикита это дейст имеет много
примене, у женщин - одни, у мужчин - другие; наибо ходовое - скрыть
свое состоя в момент смуще или гнева, пока не овладе собой.
Послед как раз и остал у темноти, они красн от растерянн,
смуще, ярости... но этим, увы, только обнаружи свое состоя!
   Что же до искусстве покро, до одежд темноти, то здесь их
деграда проявля с наиболь очевидно: эти покровы, некогда
применявш только для защиты от стихий, теперь - вместе с небол
обнажен частью тела, лицом, - являю "инто" темноти! (Движе в
публике). Именно поэтому они носят их и в теплую погоду, преют в них в
помещен. По богатс и изысканн одежд, по их форме, цвету и покрою
север темнот, сород Гули, судят друг о друге, как мы судим о
челов по его внутрен виду. "Инто", которое можно снять, замен,
надеть на другого!
   Но наибо постыд извраще претерп у них наши целител болевые
воздейс: их теперь примен к здоро - и в немысли дозах;
посредс этого наказыв! (Изумле движе на правительст
скамье, там на миг даже потер ранжир; такие же движе и в публике).
Каждая тикитакит умеет пользов своего младе при расстрой
желудка шлепк: нескол шлепков по нижней части ягодиц предотвр
понос, а шлепки поближе к поясн - запор. Темнот же этим наказы
детишек, вполне здоро и выражаю свое здоро обычн шалост. Наш
тонизиру массаж спины, области спинн мозга прутик тиквойи
изврати у них в порку провинивш. То есть сохрани, видимо, в их
темных мозгах представл о пользе боли, а, стало быть, чем больше боли,
тем больше и пользы: и истяз даже палками и плетями, тем нередко превр
здоро людей в больных и в калек!
   И вот послед штрихи в этой картине вырожде. Как извес, вместе с
прозрачно утрачива и способн "внутрен речи", то есть девять
десятых возможн настоящ искренн общения. Нынеш язык сород
Гули настол примити, что опекун Имель изучил его в нескол недель.
Наше же тикита Демихом Гули, даже сделавш прозрач, полнос так и
не освоил. Второе: у него, как и у всех север темноти, помимо волос на
черепе, необход для прикры от прямых лучей самой тонкой части нашего
органи - мозга, растут волосы и на лице, на груди, немного даже на животе
и спине. Темнот, ведя свою "эволю" от дикарей у костра, считают эту
раститель атавистич, но мы-то не можем не поним того, что это за
признак. И не лучшим ли подтвержд того, что и сами они чувств, что
здесь дело неладно, являе - применя и Демихо Гули - ритуал
бритья?..
   Если еще учесть то обстоятел, что климат тех мест до сих пор несет в
себе следы Велик Похолод: зимы, обилие пасмур дней, что сильно
ослож, если не сделает невозмо, нормаль тикитак жизнь там, - то
вывод может быть лишь тот, что север темнот безнаде для возвращ
к подли разум жизни. Их удел - обраста барах, затем и шерстью,
дальней упроще речи вплоть до полной утраты ее... и в конеч счете
переход на четвере. У сороди Гули, потребля алког, мы это уже
наблюд.
   Но самое сквер вот что, - и Донес назидате поднял янтарно
заблесте в лучах дам-линз палец. - Выжив в эпоху Похолод в трудных
местах, север темнот приобр повышен заряд жизнен активно,
попро сказать, нахрапист. Благод ему они ныне подчин себе
темноти почти на всех наших заморс террито: где силой, где
торгов, где религ, где алкого... чаще всем этим вместе. Поэтому
теперь они - автори и образец для приэкватори темноти, наиболее
перспекти для возрожд в прозрачн. Север темнот увлек и
их по своему пути!
   Но, разумее, окончател выводы из приводи фактов Акаде наук
всепочтител предостав сделать вам, ваше величес, и вам, ваше
превосходите госпо министр!"

   Надо ли говор, что я слушал этот бесподо доклад со все возраст
возмуще. Конечно, понимая свое положе, я сдержив и был доволен,
что непрозра скелет придает мне более непроница, чем у других, вид;
но мне очень хотел с возгла "Прекрат!" вырвать папку из рук
академ. Вот что сделали из моих ответов. Это нас, англи, великую нацию,
какие-то жалкие острови, вроде тех, которых мы - и вполне обоснов! -
считаем дикар, берем под свое покровител и приобщ к культ...
так они нас считают дикар, обречен на полное вырожде. Ну и ну! Да,
похоже, не только нас, но и всех европей, все цивилизов народы Земли!
Все мы - темнот, "не выдержа испыта Похолода". Да у нас... да
мы вас... да о чем говор! "Працивили"... обзавел бы сначала
штанами, паскуды, прежде чем критико других! "Прозрачн - второй после
прямохожд признак разумн сущес", куда там! Разум... законов
Кеплера не призн, слушать не хотели, на весь остров одна тюрьма и ни
единого божьего храма! (Кстати, я так до конца и не понял, есть ли у
тикита религия и священнослу). Курение, побледн, улыбки... нашли
к чему прицепи! Это все искусстве доводы.
   Между тем достопочт Донес-Тик закрыл папку с манускри и,
склонив, положил ее перед собой на ковер. Тотчас к ней метнул тень с
поджат внутренно, Взяла и, сложивш в поклоне, подне к крайнему
справа на правительст скамье к минис фон Флику. Он, не глядя,
передал ее соседу, тот - дальше, и так папка добрал до короля. Его
величес раскрыл ее, небре полис, закрыл, передал влево (папка
последо к Агрипар), а сам устре взгляд на меня.
   И все устрем взгляды на меня, и спереди, и сзади, - холод,
высокоме. Этому сравне можно улыбнут, но я почувств себя, как
голый среди одетых. Опять мне отдуват за европей цивилиз! Я даже
ощутил вину и готовно призн ее, хотя, между прочим, своих детей и
пальцем не тронул, их воспита занимал жена; а что до наказ
матро линьк, так это и вовсе дело боцмана.
   - Скажи-ка, милей, - госуд улыбкой увели свои и без того крупные
корен зубы и одноврем движен руки удалил прочь люльку ЗД-видения:
дескать, это - не для перед. - Скажи-ка, это верно, что твои сород акт
питания зачас соверш коллект?
   - Да, ваше величес, - ответил я, склонив учтиво голову. - У нас в этом
не видят ничего дурного. (И, право же, среди всех наших обычаев этот - далеко
не худший!)
   - Мне говор, что в таком... м-м... засто они нередко прини
алкогол яды, а затем громко поют?
   - Бывает и так, ваше величес.
   - А когда потом соверш... м-м... противопол отправл - тоже
поют?
   - Нет, госуд.
   - Почему же? Это странно. Ведь тогда у них рты соверше свобо.
   ... Вокруг прыгали от смеха желудки, трясл и дергал диафра, почки,
печени, рывками сокраща и расслабля искрящи драгоценн
кишечн, ходили ходуном грудные клетки с то набухаю кровью, то
отсветляющ легкими, с медовым блеском плясали челюсти и зубы. Кто-то
даже сладос постаны, смакуя шутку его величес. Дамы-линзы и
зеркаль, удален настол, что вряд ли слышали, что сказал сидящий к
ним спиной король, и те колыхал от смеха: огнен зайчики метал над
голов придвор.
   Легко просл остроум, воссе на троне. Что он такого смешного
сказал, этот Зия! Но я и сам не только принужд, с переко зубов,
улыба, но и ритми подерги диафраг, выражая веселье.
   Наконец все успокои. Король взмахом руки прибли ЗД-видение,
поворо даму-камеру "линзами" к себе: теперь можно.
   - Ты слишком категор и одностор, милей Донес, - Зия широко
улыбну академ. - Кроме нашего пути и их пути, возмо еще и многие
промежуто пути. (Одобрите, восхище ропот присутств.) Ведь
вот и наш милей Демихом Гули отыскал здесь свой путь. И даже... хе-хе! -
кое-кого встре и кое-что нашел на этом пути. Думаю, что мы должны
поблагода его за помощь, которую он оказал - и, возмо, еще окажет! -
нашей науке.
   Все зааплодир. Я поклони глубо покло с движен рукой, как
будто в ней была шляпа с перьями. Меня действите тронули слова его
величес о том, что у меня - свой путь. Как это глубоко, как проницате,
как верно! Светлый ум у госуд. Блестя ум. А какое сердце!

   ГЛАВА ВОСЬМАЯ
   Автор присутст на "звезд балу". Вальс созвез. Неприятн с
"Большой Медведи". Имель открыв автору глаза на семейную
астроно. Тот сочин стихи и наблюд спутн Марса 

   Второй частью приема во дворце было праздне полнолу. Король Зия
милост разре нам с Имельди остат на нем, хоть эта часть была не
для ЗД-видения, да и выгляд мы, не имея в животах ни одной драгоценн,
не слишком прили; но у стено можно.
   Празд начался с возгл наблюда на Башне Последн Луча:
   - Солнце - на западе, Луна - на востоке! - за которым последо фанфары.
   Под их звуки все поднял с мест. Лакеи, замет более всего поднос,
надел всех вместител пиалами с аромат перламут-дымчатой
жшдкос - тикби, переброди соком тиквойи, как мне пояснил тесть.
   Его величес, взяв чашу обеими руками, провозгл тост за процвет
Тикит и торжеств выпил. Секунду все благогов наблюд, как тикбир
следует по королевс пищев и сразу рассасыва в желудке, затем
опорожн свои пиалы. Выпил и я: по вкусу напиток напоми имбир пиво.
   Затем собравш последо - на подобаю дистан за королем и
министр - на смотро площа, которая опоясыв основа Башни ПЛ.
Там руководи прошли на запад сторону (и были тотчас же отгорож от
прочей публики канат), где принял с умиротворя "Тик-так, тик-так,
тик-так... бжжии..." согласов воздев прозрач руки и кланя
погружающ в море солнцу. Впрочем, я более любова не ритуа, а
открывш видом. С вершины горы далеко просматрив запад часть
острова, вся в темной зелени, в рельеф тенях ущелий и долин, берег с белой
полосой прибоя и за ним - расплавл блестя на закате море. У подножия
горы лежал город, такой же прозрач, как и его жители: ни стеклян,
наскв просвечив дома его, ни ажурные вышки даже на закате почти не
давали теней. Луна поднима на востоке.
   Попрощав с солнцем, король и минис перебра на восточ сторону
площа и теми же "Тик-так... бжжии..." приветств луну. На фоне этого
светила они выгляд еще призрач,
   Ночь сменила день с той быстро; с какой это бывает в тропи.
Зеленов сумереч свет полной луны залил вершину горы, башню, дворец, и
я понял, почему тикит любят лунные ночи: с одной стороны - светло, а с
другой - они сами практич невид. Будто растворя. Присмотре,
можно замет темные пятна печени и мозга, пульсиру скопле крови в
сердце - и все; но разобр, у кого что крупнее, что мельче и как выгля -
невозмо. Видимо, поэтому к танцеваль павиль знать теперь
направи одной толпой с министр и королем - надобно в диста
отпала, все были свои.
   Самым замет стало драгоце содержи кишечни у участн
торже. Казал, что именно драгоце камни: бриллиа, изумр в
оправе и без оправ, горош жемчуга - плывут, зеленов сверкая, мерцая,
играя огнями, на высоте двух-трех футов над плитами дорожки, совсем рядом,
можно протян руку и взять.
   Когда же все вошли в павил и начали выстраива на черном матовом
полу в фигуры для танца, блеск драгоценн в незри животах усилился
многокр: это дамы-линзы, выстроивш вместе со своими зеркальщ
наверху, по периме оваль стены, направ сконцентриро лучи
лунного света вниз, каждая на своего клиента. Дворцо охрана испол
теперь иную роль. Не замечал более ни мозги, ни сердца, ни печени, только
по содержи кишечни можно было определ, кто есть кто, чего весит и
стоит.
   Зазвуч музыка под стать ночи: виолонч вели партию луны, скрипки -
партии звезд, щипки контраб задав ритм биения сердец. Первые танцы
показал мне похож на те, которые обычно исполн и в Европе на
придвор балах: на менуэт, контрд, гавот, полонез, но выгляд эти
фигуры, скачки и развор драгоценн под луной и звезд несрав
диковин и поэтич.
   Стоя у стены, мы с Имельди очень хорошо поним сейчас, что такое
бедно: в сущно, нас просто не было, мы не существо. Я-то хоть еще
выделя темным скеле, а тесть... не раствор ли он в зеленом мареве?
Для прове я протя руку в его сторону, потро: здесь ли? Он
раздраж отбро мою руку.
   После того, как танцую нас по нескол раз толкн и лягнули, мы
сочли за лучшее перебра в нишу. Наблю оттуда за сверкаю чванл
контрда, я думал: от многих болез может избав прозрачн - но не
от тщесла. Наверно, если челов сверх того еще раскат в тонкий лист,
сделать двухмерн, а затем сверн в трубо, он все равно найдет, как
себя выдел, подать, показ, что он не такой, как все!
   Но вот насту кульминаци момент бала. Дон Реторто, министр этикета
и церемониме, провозгл "звезд вальс" и сам занял место в центре.
"Сейчас ты увидишь мою работу!"- не без самодовол шепнул тесть.
Участн праздне начали группиров вокруг минис - и вскоре я
увидел внизу... звезд небо.
   Да, в большой степени это получил от искусс декорат вроде
Имельд (он был "дамский мастер", здесь кружил полдюж его клиен):
драгоценн, проглоче по составле ими програ в нужной
последовател, далее двигал под действ перистальти
сокраще кишок и выгляд произвол компози. Но к расчет
времени - к полун, к "звездн вальсу"- все они располага в фигуру
определен созвез или его части. Носите оставал помнить свое
"созвез" и расположи среди других согла звезд карте.
   Я моряк и хорошо знаю располож звезд на небе; в переры между
путешеств я, кроме того, не раз наведыв в Гринвич к своему приятелю
Грею Остину, королевс астрон, - мы корот ночи у телеск, наблюдая
звезд мир и рассуж о его величии и тайнах. Поэтому могу
засвидетельст, что все было правил: в животе его превосходит
Дона Реторто образова "Малая Медвед", самый крупный брилл
располож относите других, как и надле Поляр звезде, - на него
ориентиров прочие "созвез". Находящ ближе к нам "Большая
Медвед" уже выравни свои алмазы "альфа" и "бета" так, чтобы они шли по
лучу "Поляр". Левее ее "Лира" блист крупным, каратов на восемьд,
бело-голубым алмазом "Веги". За ней удалял по дуге к той стороне павил
"Лебедь", "Кассио", "Персей".
   Меня удивило то, что "полюс", вокруг котор должны вращат "звезды",
занял не король. Я спросил об этом тестя. Его величес, шепот объяснил
Имель, владеет самым крупным бриллиа на острове, который величи и
блеском настол же превосх осталь, как звезда Сириус на небе все
прочие. Поэтому король изображ созвез Больш Пса. Я быстро отыскал
это "созвез", двигавш по краю хоров: не только "Сириус", но и
осталь "звезды" выделял в нем (вероя, старани дам-линз) куда
сильней, чем в обычном небе. Рядом с Зией компакт созвезд "Малого Пса"
сиял началь дворцо охраны.
   Под звуки спокойн вальса "созвез" проплыв под нашей нишей.
Имель, знавший всю подного, пояснил, что "Дракон", извернув
цепоч мелких камней между "Медведи", - это наш знако Донесма;
еще двое малоиму из акаде сообраз "созвез на троих"; что сильно
мерцают "звезды" в животах тех дам, кои стараю своими линзами увелич их
яркость - втереть глаза знако. Но я находи под очарова музыки и
картины и почти не слушал его. Мне хотел повер в то, что внизу - не
матово-черный пол, а такие же необъят, как и над головой, черные глубины
Вселен и что движу там не заглота блестя камешки, а насто
звезды. Хотел повер и в то, что не ради тщесла, не чтобы почвани
друг перед другом своими ценност затеяли люди это, а двигало ими какое-то
космиче, что ли, чувство: напомн себе и другим, что мы живем во
Вселен. Во Вселен прежде всего, а не на планете, не на острове и не в
городе Грондт. Может, так оно и было когда-то задум?..
   Что и говор, "звезды" внизу были ярче звезд вверху - ведь свет
настоя подавл полная луна. И - сначала я решил, что мне показал, -
"звезд" внизу было больше. Подсчи в проплыв вблизи "Плеядах"
(придво дама, вторая любовн Зии - по справке Имельд): вместо
семи-восьми видимых невооруже глазом - более сорока камней; и располо
все так, как видны в телес. Вот это да! Вот "Лира"- и в ней, кроме самых
замет алмаз шести, блист еще десятка полтора второстеп
жемчуж "звезд". Далее мое внима приков "созвез Орион": в нем,
кроме основ фигуры из бриллиа, подобра и в цвете так, что
узнавал и краснов "Бетельг", и белый "Ригель", кроме множе
замет лишь в телес сопутству звездо, россы жемчужи была
обознач наблюда в созвез туманно!
   В небе глазами мы различ около трех тысяч звезд - внизу же я видел
десятки тысяч; и располож их, и блеск соответств карти, видимым
только в телес. Между тем, ни в акаде, нигде я не видел здесь
телеско. Откуда же знают?..
   "Орион" приблиз в вальсе. "Моя клиен, - шепнул тесть, - жена
торгов минис, первого хапуги острова. Мартенс фон Флик. Хороша
работка, а?"- "Послу, познак!" Мы спрыгн, пошли рядом вдоль стены.
Имель предста меня рослой и обшир телом даме. Похоже, что и мой вид
взволно ее: она повела янтар плечи, головой, прили крови
обознач привлекате места, правда, лишь с тыльной стороны, чтобы не
заслон свои "звезды" от ведущ.
 Как вы прекра! - восхище сказал я. - Никогда не видел такого богат,
одробн и точного Ориона. И откуда только вы все это взяли?
   - Ах, бросьте! - мелоди ответ Мартенс. - У моего благове
хватит еще на три таких "Ориона".
   - Да, но откуда вы узнали, что все звезды располо именно так? -
настаи я.
   - Как - откуда? Как это откуда?! - непоня почему вдруг взбелен
дама, бросила Имельд: - Он что у вас - совсем?! - и резко, рискуя нарушить
плавный ход светил, отошла.
   Я двину было за ней, но тесть крепко взял меня за руку.
   - Ты что, действите "совсем"- задав такие вопросы! - и потянул меня
обратно в нишу.
   - Но... что я такого сказал?! - недоуме я, когда мы вернул на свое
место.
   - Как что? А тебе понрави бы, если бы кто-то спросил о таком деле
Аганиту?
   - О каком деле?..
   Но тут нас отвлек новый эпизод, тесть не успел ответ. В "Большой
Медвед", которая как раз перемеща неподал, "звезды" вдруг нарушили
фигуру: две самые крупные, "альфа" и "бета", более не образовы прямую с
"Поляр" дона Реторто, а круто пошли вниз. "Медвед" издала неподоб
обстано звук и, расталк другие "созвез", кинул к выходу. За ней
устреми две прозрач тени, видимо, из охраны. В павиль возникло
смяте, но министрцеремони энергич жестами перемес на пустое
место нескол второстеп "звезд" из внешн круга, располо их
сходной фигурой. И вальс продолж.
   - Ой-ой! - сокруше хлопнул себя по бокам Имель. - Говорил же я ей,
что не удержит!.. Ну-ка, подсади меня.
   Я помог ему взобрат на стену, затем с его помощью подня сам.
Дейст разыгра прямо под нами, но увидеть что-либо в тени тиквой было
затруднит. Судя по звукам возни, а затем - и рыданий дамы, ей не удалось
спасти ни "альфу", ни "бету". Вскоре мы замет, как тени-охран
удаляю с этими бриллиан.
   - Конечно, что упало, то пропало, - вздох тесть. - Особе, если упало
таким образом. А ведь предупре ее, отговар!.. Гули, нам пора уходить.
А то она сейчас закатит мне скандал при всех, чтобы отыграт, я ее знаю.
Полов состоя про... - как будто я виноват!
   Неподал старая тиквойя просте толстые ветви над стеной. По ним мы
перебра на дерево, спустил и скоро уже шагали вниз по дороге под луной
среди темных стволов. Имель расстро молчал, потом произ:
   - Скупе, однако, стал светоч наш Зия, ох скупе! Труди за
королев "спасибо"... да и то достал тебе. - Фыркнул и снова замол.
   ... Конечно, он был вправе ждать от этого приема больш. И не за такие
дела, как годовая возня с демихо, удачное проведе пробы на его
прозрачн, король приказы подне отличивше брилли, изумруд или
хотя бы рубин, который полагал проглот под аплодисм знати; порой
совсем за пустые дела, за связи. И Донес этот долговя мог бы в докладе
- чем изощрят в оскорбите выдум о темноти - отмет надлеж
образом заслуги Имельд. Я сочувств тестю.
   Мое настрое тоже было неваж - и из-за доклада и оттого, что таким
неблагоух, постыд эпизо заверши очарова меня зрелище
"звездн вальса". Космиче зрелище, космиче чувства - и... тьфу! Но
постепе мы разговори. Имель объяс, что внутрен украш
должны держат в преде тонких кишок - на время из показа, во всяком
случае. А эта дама, старею и тщеслав, возжел одна изобраз Большую
Медвед - и тем самым посрам сопер. Хочешь не хочешь, пришлось
программир так, что крайние "звезды" окажу к вальсу в толстых кишках
- а от них недал и до прямой. Носит украше умеют сокраще
гладких мышц живота удержив драгоценн в нужном месте некото время,
но всему есть предел. К тому же дама своими "линзами" старал подать себя
покруп, тужил. Вот так и получил.
   - Нужно было что-то крепя ей дать, - сказал я.
   - Крепя? - встрепен Имель. - А что это?
   Оказал, что "лучший медик Тикита" ничего не знает ни о крепя, ни
о слабител средст! Впрочем, если здраво подум, удивлят нечему:
на острове в ходу медиц для здоро, а в ней лекарс не в чести. Может,
когдато и знали, да забыли за ненадобно.
   Читат поймет, с каким удовольст я на ходу прочел тестю лекцию об
извест мне крепя и слабител снадоб: наконец-то я знаю то, чего
здешние медики не знают! И пусть мое знание идет от немощ европей
медиц для больных, а вот пригоди. Я сообщал ему о свойст дубовой
коры (дубы обильно растут на острове) и дубиль препара, об остро-кислых
крепя смесях, о зверо, чернике и иных ягодах. Затем, перейдя на
слабител, расска о дейст глаубер соли и серноки магне, о
самом популяр на кораб слабител средс - морской соли; не забыл о
касторо и миндаль масле, об отварах ревеня, крушины... Имель слушал
с большим вниман, задавал уточняю вопросы.
   И только когда мы вошли в ночной город, я вспом:
   - Послу, но почему так оскорби эта "мадам Орион"? Я ведь только и
хотел узнать, как она наблюд неразлич глазом детали созвез. И ты ее
поддер, вспом Агату... при чем здесь она!
   - То есть как "при чем"?! - тесть останов. - Как это - "при чем"?!
Постой... - голос его упал, - значит, вы с Агани еще не...?
   - Что мы "не"? - я тоже останов. - Мы не "не", мы да! У тебя вон внук
растет, Майкл.
   - Да, это-то я заметил. Значит, вы еще не... Ну, конечно, откуда тебе
знать! А она постесня. И я поделикат, дурак старый, не спросил, как
у вас с этим, не хотел вмешива... Значит, и каталог вы еще не начали?
Какая же цена тому внуку!.. Ой-ой-ой! - Имельд не было видно, но, судя по
голосу, он взялся за голову. - Бедная моя девочка!
   - Почему бедная? Во что вмешива? Какой каталог? Что мы "не", можешь ты
объясн!
   - Что теперь объясн!.. Как, по-твоему, для чего в вашем мезонине
раздвиж поворот крыша?
   - Для прохл, - увере сказал я. - Мы пользуе.
   - Идиот, - так же увере произ тесть. - За кого я отдал свою дочь!
Бедная Аганита! - Было похоже на то, что он снова схвати за голову.
   - Послу, не мог бы ты более внятно выраз...
   - Сейчас нет, это возмо только на внутрен тикита. Отложим до
утра. Но имей в виду, Барбар ни звука: испепе.
   И по интонац я понял, что это не иносказ. Испепе.

   Предмет, который объяс мне - и преимущест не словами - следу
утром Имель, когда мы уединил в роще тиквой, действите оказался
столь тонким и деликат, что я не уверен, сумею ли перед все это
читат. Для многого и слов не подбер.
   Собстве, упроще дело можно излож двумя словами: семейная
астроно. Вроде той же семей охоты, только не при солнце, а ночью, не
выходя из дому, и объект - не утки, а звезды. Или планеты. И зеркала не
нужны. Интерес наблюде заносят в семей звезд каталог, каковой и
являе храни супруг до старо реликв.
   ... Неправи мой тесть обозвал меня идиотом, несправед. Дело не в
тупости, не в непоним - в неприя. Хорошо: "печки" для приготов
пищи, "охотни лучевые ружья", даже "лучевые батареи", уничтожи на моих
глазах корабль... ладно: видеосв, ЗД-видение. Но чтобы этим пользов
для такого дела - вы меня прост! Вот это ханжес неприя и порож
нежела понять.
   Да и то сказать: одно дело - сфокусиро в жгучее пятны яркий свет
солнца или даже передав изображ достато крупных назем объек,
но совсем другое - отчетли наблюде бесконе далеких, посылаю сюда
мизер лучики звезд. Я знал, наскол это сложно.
   И здесь все было очень непро. В отличие от охоты, кухни и видеот
это оказыва возмож при таком слитном настрое тел и духа двоих, которое
бывает только в счастли любви - и именно в начале ее, в самом трепете, еще
до привыка. Это - а не дейст, в общем-то довол сходное у всех божьих
тварей, - и считае на острове верши интим любви: едине троих -
Он, Она и Вселен. Или едине сущес "Он - Она" со Вселен, как
угодно.
   Спрашив же о таком, как я в лоб спросил ту Мартенс фон Флик, было
даже более неприли, чем поинтересов у нашей как она провела ночь с
мужем. Оказыва, мы с Агатой жили все это время в обсерват любви. Я
вспом: когда ночами я раздви крышу и блеск звезд входил в комнату,
Агата поднима с постели, взбирал на бамбуко помост (он уходил под
самый потолок, довол краси, с изгиб и переплете прутьев, двумя
кругами как раз над нашим изголов; я считал его декорати), ложилась
там и спрашив замираю голосом:
   - Ты хочешь? Ты уже хочешь, да? Что?..
   - Конечно, хочу, - ответств я. - Иди-ка сюда!
   Как жарко стало моему лицу, когда в роще я вспом об этом! Имель даже
сказал: "Ого!" Действите, бедная девочка: она пытал возвыс меня до
челов, а я все возвра ее в самки. Я думал, что это нужно ей, она
думала, что это нужно мне, - и оба чувство себя обманут. На самом деле
нам нужно было что-то куда более высокое, близкое к поэзии; и она знала что.
А я-то считал себя заправс тикита, все понимаю в их жизни!
   И получил, что время упущено. Теперь я для Агаты на втором месте. На
первом - Майкл, наш чудес прозрач Майкл, котор я до сих пор боялся
взять на руки, его рев казался мне более реаль, чем он сам. По утрам я
прово их в тиквойе Сквер Молодых Мам, где Агата и ее товарки
рассматри на просвет своих младен, сравнив, успокаи,
заботил, обменива впечатлен, кормили и затем предава занятию,
недоступ для мамаш непрозра детей: смотр, как глото пищи
прохо по пищевод их кровино, попад в желудо, обволакив
секрет из железок, следуют все дальше, дальше... и все в порядке. Мысли и
чувства моей жены целиком заняты отпрыс; после родов она более не
взбирал на помост. А далее и вовсе - пойдут хлопоты по хозяйс, кухня (с
приготовл пищи своими "линзами")... тогда будет не до звезд.
   - Как же мне быть? - спросил я тестя.
   - Ну, постара быть с ней поласко, понеж.
   - Да я и так...
   - Нет, ты по-другому постара, иначе... Знаешь что, - Имель
осенило, -, напиши-ка ей стихи. Женщины это любят.
   Не было для меня предм более отдален. Еще в школе учителя
установ мою явную неспособн к гуманита наукам как к прозе, так и к
поэзии. Из всей английс поэзии я помнил только застоль песенку "Наш
Джонни - хороший парень". Но похоже, что иного выхода не было.
   - Хорошо, я попро.
   Я удали в глубь рощи, сел там у ручья, глядел на движе светлых струй
(слышал, что это помог). Потом бродил около .моря, любова накатом
зеленых волн на берег, синью небес, слушал шум прибоя и пропитыв его
ритмом. К вечеру верну домой, показал тестю резуль:

   Агата - хорошая дама.
   Агата - дама что надо.
   Агата - отлич дама.
   Агата лучше всех!

   Имельд стихи не понрави: во-первых, коротки, во-вторых, в
тикитак поэзии полагае подро воспев все преле любимой, от и
до. Он дал мне "козу"- стихи, которые сочинил в свое время для Барбар, для
юной, строй и прелест Барбар. Если по мне, так они были, пожалуй,
излишне вычурны, отдав трансцендент и импрессиони
натурали; но ему видней.
   Разумее, я не перед вирши, как неуспева студент, творч
дорабо их, внес свои чувства и мысли. Получил вот что:

     О Аганита, славная в женах!
     Твои груди-линзы наскв прожгли мое сердце,
     Пронз его, как стрелой,
     И привяз к себе.
     О Аганита, славная в любви, -
     Чей позвоно извивае от ласк,
     Как ползу змея,
     Чье тело пахнет, как свежий мед,
     Чьи кости солне желты, как мед,
     А объятья сладки, как тот же мед!
     О Аганита, славная душой, -
     Чье дыхание чисто и нежно, как утрен бриз,
     А легкие подобны ушам сердит слона,
     Чьи глаза одинак светят мне и днем, и ночью,
     А кишеч подобен священн удаву,
     поглотив жертвен кролика.
     О Аганита, славная жена!

   (Читат стоит помнить, что любые стихи много утрачив при перев; на
тикита они звучат более складно и с рифмами).
   - Ну, это куда ни шло! - снисходит молвил тесть. - Давай, дейст,
ни пуха ни пера!
   ... Но любопы, что более всего понрави Агате именно мои первые
стихи. Эти тоже, но те ее просто пленили, она их сразу выучила наизу. В
них, возмо, и меньше поэтичес мастерс, сказала она, но зато слышно
подлин чувство. А что может быть важнее чувства как в поэзии, так и в
любви!
   Читат желает знать, что было дальше? Здорово было. Да, все по извес
оптичес схеме: муж - окуляр, жена - объек с меняюще настрой; Но
окуляр был любим, облас, им гордил, к нему относил чуть
ироническиснисхо, но в то же время и побаива. А объек... это
был лучший объек на свете, заслужива и не таких стихов, и не такой
любви. И, может быть, даже не такого окуляра, как я. И мы были едины: я, она
и Вселен. А вверху, в ночи, в щели между раздвину скатами крыши плыл
среди звезд... этот, как его? - Марс. Краснен такой.
   - Ну-ка, прицели, радость моя.
   Я увидел кирпичн цвета горош в ущерб фазе с белой нашлеп у
полюса и две искорки во тьме, несущи вперего близко около нее. А потом
все крупнее, отчетли: безжизне желто-красные пески с бархан,
отбрасыва черные тени; плато с гигантс валун; скалис горы,
унося вершины к звездам. И стремител восход в черном небе двух тел
неправил формы, глыб в оспинах и бороз - ближняя к планете крупнее
дальней.
   Утром я допол стихи об Аганите строкой: "Чьи бедра так чисты и округлы,
что через них можно наблюд спутн Марса".
   В последу ночи я засек периоды обраще спутни, а по ним легко
вычисл и орбиты.
   С этого откры мы и начали наш семей звезд каталог. Не знаю, как
назовут спутн Марса европей астрон, когда откроют их (подбе,
наверно, что-нибудь поотвратите из латыни), но мы их назвали, как это
принято у нас в Тикита: большой спутник - Лемюэль, меньший - Аганита.

   ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
   Затрудн казны и честолю тестя. Автор вовле в заговор. Ограбл
по-королев. Роковой посту Имель 

   С неудовольс присту к описа событий, которые принуд меня
покин остров. Вспомин об этом горько и сейчас.
   Призна: после проникнов в семей астроно я даже и на тот
тенденци-амбицио доклад академ Донесм-Тика начал смотреть
нескол иначе. Конечно, вопрос о том, что европе - дичаю потомки не
выдержа Похолод тикита, пусть лучше остане откры, но в
осталь факт иного пути разум существ, иной цивилиз на Земле был у
меня перед глазами. Это неважно, что многие наши достиже - и те, что есть,
и те, что будут, - они имеют не в металле, не в громоз-сложных
конструк, а в своем прозрач теле. Неважно и то, что две самые мощные
отрасли знаний - медиц и астроно - местные ученые не призн науками;
действите, какая же это наука, если без зауми и каждому досту!
Главное, что они есть, эти знания. Если смыслом разумн существо
являе позна себя и позна Больш Мира, породив нас вместе с
плане, Солнцем и звезд, то тикит здесь явно далеко впереди. Ибо и
каждый из них, и парами, и все они вместе, - Глаз, могущий прони
неогранич как в себя, так и во Вселен. И я теперь был причас ко
всему этому.
   Мы с Агатой по-новому, по-настоящ поняли и полюб друг друга. Майкл
набирал вес, лепетал первые слова; были основа надеят, что его скелет
остане прозрач и когда он вырас. Словом, жизнь наладил, иной я
себе и не мыслил; даже с Барбари мы притерл.
   И вот в один - да, всего лишь в один - далеко не прекрас день все
рушил.
   Читат, вероя, заметил, что мой тесть и опекун Имель был человек,
как говори, обойден судьбой. Его способн и большие профессион
знания оставал без примене, приходи подрабаты "внутре
декориров", сомнител парикмахе занят; да и в нем после
прискорб казуса с "Большой Медведи" его репута оказа
подмоче.
   Честолюб попытки не удавал: по конку в Акаде наук не прошел,
за хлопоты со мной не наград, не отмет. И в семье не ладил. Мы с ним
с самого начала сошлись характе - двое мужчин, которым не везло; как
могли, поддержи и выруч друг друга; вместе претерпе от Барбар.
Я немало узнал от него, тесть - кое-что и от меня. Он никогда не называл меня
демихом и не одобрял, когда это делали другие. И я был огорчен, что за "пробу
на прозрачн" Имельд ничего не переп. Только тем и осчастл нас
монарх Зия, что пустил на "звезд бал". Лучше бы он этого не делал!
   Королев волю не оспор, но уязвлен тесть через знаком при
дворе попыта узнать, выясн: в чем дело, за что такая немило?
Оказал, это вовсе не немило, а режим эконо: королев казна
пережив трудные времена. Пережив она их потому, что резко сократи
поступл из основн источн - от конфиск имуще
чиновни-лихоим.
   А поступл сократи из-за того, что среди востребов и
вознесе на различ должно вымогат и взяточн оказа
меньше, чем рассчиты: для многих от скорб жизни в Яме новый свет
воссиял, они решили жить праве или по крайней мере не попадат.
   Если нескол честных (или хоть осторож) чиновни колеблют
государств порядок - это безусло изъян системы.
   Когда Имель узнал об этом, у него быстро созрел новый замысел на основе
новой, получен от меня информа. Я думал, из сообщен рецеп он
выберет крепя средс, чтобы потчев своих клиен; ничего подобн -
он занялся слабитель.
   Предприим тесть изгото и прове на себе дейст всех соста.
Подоб смесь, нейтрал по вкусу, проявля себя ровно через два часа,
да так, что могла бы выверн наизна и слона.
   Тайком от Барбар он достал из тайника два храни про черный день
камешка: изумру и сапфир скром разме, заправи ими, прихв
пузырек, подня во дворец и дерзко потребо приема у короля по делу
большой важно. Зия принял. Имель объяс, что к чему, отпил из
пузыр, продемонстр дейст снадо.
   Все это Имель, как и подоб опытн неудачн, провер скрытно,
даже ко мне более не обраща за консульта. Я узнал обо всем, когда -
это случил три месяца спустя - нас снова приглас во дворец на
праздне полнолу и присл лошадей. Для меня это была полная
неожиданн. "Ну, ты сегодня увидишь!.. - приговар тесть, потирая
янтарн ладон, когда мы зарыс вверх по дороге. - Ох, и будет же!". И
только распа мое любопыт, выложил дело. Сначала я возмути так, что
остано коня, слез, передал Имельд повод и повер обратно.
Использо медицин знания во вред людям - куда это годится!
   Тесть прегра мне дорогу.
   - Послу, - произ он с обидой в голосе, - я ведь мог сказать, что сам
изобрел рецепт, - и один получил бы награду и располож короля. Но я не
такой человек. Меня оттесн - да, но чтобы я сам - нет. Поэтому я сказал
его величес, что все рецепты сообщил Демихом Гули. И знаешь, что ответил
король? "В таком случае он больше не демихом". Вот. А ты!..
   Что ж, по-своему это было благоро. Словом, он меня угово. Неплохо бы
действите избавит от позор клички, пока и свой сын не начал так
дразн. Да еще вспом, как прошлый раз мы бесцвет тенями терлись у
стены, а перед нами вельмо блист "созвез", - и снова забра на
коня. Ну-ка, как вы станцу сегодня?..
   Все было, как обычно во дворце, только у чиновни-поручен, снова
по дорож с папками под мышкой, были нескол выразител, ответств
поджаты внутренн и подтян диафра. Как обычно, воссед минис на
двух скамьях по обе стороны от короля на троне - все закинув левую ногу на
правую и скрес на груди руки; но и сквозь скрещен руки было видно, как
у них в одном ритме наполня легкие, сокраща сердца. Только ЗД-видение
на сей раз не присутств.
   Знати со всего острова съехал сегодня даже больше, чем прошлый раз. В
тронном павиль было тесно и душно. Многие обмахива веерами, но - на
что я обратил внима - овевали не лица, а преимущест область живота,
чтобы пленка пота на этих поверхно не уменьш блеск драгоценн
внутри. Некото поддав себя веерами и сзади - чтобы и со спины все в них
было хорошо видно стоящим позади.
   Мы с Имельди как раз и стояли позади, около дверей. Все колышущ,
сверкаю, искряще, играю огнями ювелир разнообр, кое через
нескол часов посту в казну, простира перед нами, как поле с
цветами. И смотр мы на этих впереди "не таких, как все", стремящ к
вершине и тесня друг друга, теми же глазами, какими всюду и во все времена
чернь смотрит на знать.
   На коври перед королем и правитель стояли двое, востребов из
Ямы; тощий вид их выражал готовно. Одного король Зия вознес на пост
контрол за сбором плодов тиквой в Эдессе, другого назна запретит по
части ухода за престаре. Возвы и облас, его величес отпус их
со словами: "Смотр же мне!"
   Затем последо возглас с Башни Последн Луча: "Солнце - на западе,
Луна - на востоке!" Под него всем - кроме челяди и нас - разне ритуал
пиалы с тиквойе пивом. Его величес предло тост: "За здоро и
долголе всех присутств!" - включив и себя в число всех. Не выпить до
дна было нельзя. По вкусу то, что подне знати, мало отличал от
поданн королю и минист.
   Далее был ритуал проща с Солнцем на смотро площа, общий привет
Луне - и, наконец, "звезд бал". Ах, какой роскош получи на этот раз
бал!
   Такого по блеску и изоби украше не помнили даже самые старые
челяди, и уж наверн теперь очень не скоро такой случи снова. Мы с
Имельди забрал в свою нишу. На сей раз мы не столько любова
танцами, сколько отсчиты затраче на каждый из них время. Контрд,
менуэт, ритурн, кадриль, полонез - все это были предварите стадии, во
время которых драгоце камни, следуя сокраще аристократи кишок,
располага подобно звездам в созвезд.
   И вот наступ время "звездн вальса". Министр-церемониме дон
Реторто, блистая своей "Поляр звездой", встал в центре павиль. Место
той тщеслав неудачн заняли теперь две дамы; их "Большая Медвед" была
действите большой, сверк яркими камнями. Прочие "созвез"
расположи, как на небесах. Контра приня отсчиты неспеш ритм
на три четве "Эс тик-так, эс тик-так...", виолонч мягко повели партию
Луны, запели скрипки - вальс начался. Далеко было настоя звездам в залитом
лунным светом небе до обильн сверкаю великол у нас под ногами!
"Мадам Орион", проплы мимо, угляд меня в нише, сделала ручкой и
немно обрисова: она уже не сердил. "Интере, позабот ли о ней
ее супруг? - подумал я. - Впрочем, у него еще на три "Ориона" хватит".
   - Пора бы... - нетерпе прошеп Имель. Как и всякий новатор, он
нервни.
   И - начал. "Звезды" повсюду замерц, как перед урага,
затрепе, рисунки "созвез" исказил; случись такое в настоя небе,
это означ бы конец света. Мелодии скрипок и виолонч покрыли совсем
другие звуки. Смесь Имельд подейство на всех одноврем и четко. На
этот раз никто не успел выбеж из павиль. Некото даже не успели
присе.
   Полагаю, что читат не станет требов от меня подробн описания
всего, что там происхо: как дугой вылет "созвез", как ошеломл
гости пытал спасти свое богатс (а некото - и прихват чужое), как
для контр ситуа по приказу короля были зажжены факелы - событие по
своей исключитель едва ли не историче... как слуги, охранн и даже
минис пресек попытки вернуть утерян, пинали ползаю гостей,
оттапты всей ступней тянущи к камням прозрач пальцы... как и сам
его величес "Большой Пес" с ярчай "Сириу" в животе в ажита бегал
по павиль с возглас: "Нет-нет, что упало, то пропало!"- указывал
подчине не зевать и сгреб все в кучу и раскрасн при этом
настол, что я увидел его лицо: пухлые щеки, покатый лоб, крючков нос
над плоск губами, широкий подборо. Чадящие языки пламени, умноже
зеркал, метания полупрозр теней на черном полу, мерзкие звуки, веера
зловон брызг, сверка влажный камней, рыдания и стоны - такие сцены,
пожалуй, редки и в аду. Но существ ли такое злово и нечист, которые
смутят стремяще к богатс?
   Опустоше, сникших до полной незримо аристокр выталки из
павиль взашей, а они со стенани и плачем рвались обратно к сверка
неблагоух куче, протяги к ней руки. Теперь это были призр, жалкие
тени недав самих себя.
   Когда зал очист от них, король жестом подоз нас. Мы стояли над кучей
драгоценн, распростран запах выгреб ямы, три сообщн:
властит, плут и дурак.
   - Вот теперь глотай свою долю! - сказал Зия Имельд и милост указал
подборо на кучу.
   - Как, ваше величес, прямо сейчас?! - тот в замешател отсту на
шаг.
   - Да, сейчас. В твоем распоряж минута.
   Тесть колеба еще секунду - секунду, стоив бриллиа; затем начал
работ: наклон к куче - мгновен выбор - энергич, остервен глоток.
Он хватал "звезды" первой велич и ни разу не ошибся.
   ...Потом, размыш, я понял, почему король Зия облек свою "милость" в
такую форму: он чувство себя неважно. Все-таки совер ограбле, хоть и
покороле, суети, бегал, потерял (или показал?) лицо. В такой ситуации
нет лучшего утеше, чем убедит, что рядом с тобой еще большие подонки,
чем ты сам.
   - Довол! - остано Зия тестя, который вошел в раж; указал подборо
на кучу мне. - Теперь ты. Тоже минута.
   Скорее бы я согласи быть четвертов! Имель - сверкаю в свете
факелов пищево и верхней, самой широкой частью желудка - глядел на меня с
трево и недоуме.
   - Ну, что же ты! - поторо король - и нутром выразил: "Брезгу,
падло?!"
   - Счастье бескоры служить вашему величес для меня дороже любых
драгоценн, - сказал я ровным голосом, сильно надеясь, что из-за
неверн освеще проче мои подлин чувства не удастся.
   - Бескоры?.. Э, милей, ты и в самом деле демихом.. Бескоры!..
Бескорыс-то как раз меня и подвели. Все, убирайт!
   Возмо, король и прочел мои чувства. Но в конце концов он ведь остался
не в накладе.

   Мы выбрал из дворца прежним путем: из ниши на стену павиль, оттуда
на тиквойю, по ее стволу вниз - и в темную глубину парка, к извес
Имельд лазейке в ограде. Тесть теперь опаса откры мест.
   Вскоре мы спускал с горы по каменис тропи, уникаль пара в
лунном свете - темный скелет и рядом - сияющий бриллиан желудок. Сначала
шли молча, прислушив, нет ли погони.
   Вокруг было тихо, только ветерок чуть шевелил листву в верхуш дерев.
Вверху свекали настоя звезды.
   Имель-"Бриллиант желудок" воспрял, приня истово ругать меня.
   - Чистоп, тоже мне... ведь вдвое больше несли бы сейчас! Сплохо,
Гули, не ждал от тебя! Подума, эко дело, ничего с тобой не случил бы,
как не случи и со мной. Ладно, - он щедро хлопнул себя по животу, -
полов все одно твоя. Я не жаден, да мы и родичи, хе-хе! Теперь и в
акаде птицей пролечу, вот увидишь. Думаешь, этот их конкурс с подсч
извилин объекти? Эге! Какуюто складку можно посчит отдель извили,
а можно продолже предыду. Один камешек, - он снова похло себя по
животу, - и у меня все складки пойдут как извил не только в мозгу, но и на
шее, вот так-то, хохо-хо!
   Я молча шагал с наветре стороны и думал, что в жизни темнот есть
свои преимуще: если и окажеш в дерьме - то все-таки снаружи. А здесь
можно и изнутри. Я понимал, что. Имель говорит сейчас не для меня, а
больше для себя самого - на остатке куража, заряда погони за удачей, который
и заста его на финише так непопра измен себе. Будь он спокой,
будь у него хоть время подум, он бы так не посту - я же его знаю.
   И когда заряд кончи, ему будет худо.
   ... Жил человек, стреми к успеху и призна, увлека замысл,
предприят, они не удавал, а неудачи распал. Но ведь что значит - не
удавал? В голову приход, душу наполн - в этом и есть удача жизни, а
не в том, что от благодет отломи. И со слабитель был именно
замысел, идея, наполни душу. И получил, аристокра, мнивших о
себе, хорошо прочист, так им и надо.
   Но вот - после многих пораже и срывов - полный успех на высшем
(королев) уровне: хватай! "Глотай!" Расплат бы Зия и так за грязную
услугу, еще за молча, может, накинул бы. А теперь... что же ты сделал с
собой, медик Имель? Как ты дальше жить-то будешь!
   И показал мне, будто не от эффекта раствор в лунном свете, а на
самом деле нет больше моего незадачли тестя. "Бриллиант желудок"
есть, плывет во тьме, а больше ничего нет.
   Имель тем време замолк. Приня беспоко насвисты. Но вот
перес и свист: видно, заряд кончи. Мы вышли из леса прямо на свою
улицу.
   Вдруг он останов, больно сжал мою руку:
   - Гули, друг! Зачем же ты меня не удержал?!
   Его голос до сих пор в моих ушах.

   Наутро я нашел тестя в ванной, до полов в своей крови, с разъятым
желуд. Он был недви и непрозр. Пол усеяли бриллиа, "звезды"
первой велич.
   Не пожелал Имель ни дожидат, пока они покинут его сами, ни ускорить
дело слабитель. Он был хороший хирург и знал, где резать.
   Вот тогда только я и увидел лицо своего опекуна, тестя и друга: мягкий нос
с широк ноздр, крепкие морщины на щеках и около глаз, мелков
подборо с ямочкой. И выраже, которое застыло на нем, - выраже не
мертв, а именно смертел уставш от жизни челов.

   ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Автор вынуж бежать с острова. Проща с женой и сыном. Возвращ в
Англию. Финаль размышл автора о прозрачн и возмож участи
тикита. Завеща потомкам 

   А когда через день после похорон тестя утром я вышел во двор, солнце вдруг
жарко освет мое лицо - и вовсе не с той стороны, откуда оно восход. Я
успел спрятат за дерево раньше, чем лучи сошлись на мне в огнен точку;
но шрам от ожога на правой щеке и мочке уха ношу до сих пор.
   В дом я верну ползком и до темноты не выходил, только - из глубины
комнаты с помощью зеркал и "подзор трубы" осматри окрестн. И
обнару, что на полянах у подно горы меня подкараул самое малое три
охотни пары с зеркал и помост.
   Все было ясно: ограбле аристок узнали - и, скорее всего, ни от
кого иного, как от Зии и его приспешн! - что я главный винов их
несчас и позора.
   Раньше, чем я смогу им объясн, что не желал этого, что все вышло помимо
моей воли, они превра меня в жаркое. (Но должен по справедли
отмет, что и в мести тикит ведут себя цивилизов, напри, наших
южно-европей: у них она не распростран ни на каких родичей, ни на
имущес. Агата и Барбар безбоязн и без всякого вреда для себя
появлял во дворе и на улице, уходили в город. Дом и дворо постр
тоже не подож.)
   В этот день я не сделал себе очеред инъек тиктак. А когда
наступ ночь и поднял луна, в сопровожд Агаты ушел к берегу океана,
к месту, которое приме, когда сочинял для нее стихи.
   Там дожде потоки прорыли в обрыве узкую щель, обнаж родни и
образов под корнями вывернувш старой тиквойи как бы медве берлогу.
В ней я прята днем, а ночами при свете луны сносил сюда бамбуко бревна
и связы их в плот. Посред его я устано мачту, Агата из пеленок
Майкла (благо их было достато) сшила парус по моему чертежу. Из того же
матери моя славная женушка сделала для меня одежду - единстве, в
которой поним толк: распашо и набедре повязку, очень напомин
подгуз.
   На четвер ночь все было готово. На плот я погру запас пищи и воды,
положил весло и шест. В отлив подта его к кромке воды.
   ... Читат помнит, с какой неохо я в свое время покидал - и тоже
вынужде - страну гуингнг, разум лошадей. Что уж говор о моих
чувст теперь! Всюду в своих скитан я искал не богат, не приключ
и не славы, а более соверше жизнь и более соверше людей. Ничуть не
идеализ тикита, не закры глаза на их недоста, я все-таки
понимал, что здесь я это нашел, что здесь- более... И вот злой случай лишает
меня этой жизни. Да, кроме того, я навсе покидал любимую жену и сына!
   Да, в Англии у меня имелась закон жена, с которой нас соедин узы
церкви, и двое сыновей, - ныне уж взрос, отрезан ломти. Но что есть
закон жена против любимой! Нетру догадат, сколь мало для меня
значила женщина, от которой я при первом удобном случае норовил уплыть за
тридев земель.
   Агата прине попроща Майкла. Меня до сих пор мучит созна того,
что я так и не увидел его напосле в ущерб свете луны - только
прижавш лицом и осыпая поцелу, чувство его теплую, нежную, славно
пахну плоть. Сам я, перес приним тикта, за эти дни помут.
Аганита, увидев, каким я стал, сначала в испуге отшатну: у тикит
непрозр лишь покойн. Но спохвати, прини, омочила мне грудь
слезами:
   - Возьми нас с собой, Гули, а?
   Куда - на погиб? А если и посчастли уцелеть, то чтобы потом ее и
Майкла демонстрир там, как меня здесь?
   Барбар тоже пришла, сморкал, стоя позади, - хотя я не сомнева,
что в душе она довол, что убирае прочь опасный зятек.
   Начался прилив, поднявш вода закач плот. Я обнял в послед раз
всех, вспрыг на него, оттолкн шестом, взялся за весло. До восхода мне
следов уплыть подал от острова.

   За неделю скита в океане я окончате потем.
   И когда увидел на западе у горизо белое пятны и поднес к глазам
мякоти кистей, чтобы рассмот: облачко там или парус? - то убеди в том,
что увидеть через мои "линзы" более ничего нельзя.
   Но это все-таки оказа парус.
   И на корабле, который меня подоб, я по привы еще не раз, стоя у
борта, подно к глазам ладони, чтобы разгляд приближаю судно,
пускающ фонтан кита или далекий берег, чем вызывал недоуме взгляды и
усмешки команды. Тогда я спохватыв и просил подзор трубу у офице.
   Надо ли говор, что лица моряков-темноти (хотя это были и англич):
с больш носами и маленьк глазк, едва выглядыва из щелочек в
коже век, с самой их краснов-желтой кожей, с усами, баками и бородк -
казал мне дикар уродлив, речь, выражае только звуками, -
поварва грубой и невнят, а одежды - нелеп и смешн в своей
ненужно? Да и на себя я с отвраще взирал в зеркало.
   Для них же, напро, нелепо выгля я в своем невероя одеянии и со
странн замашк. Капитан, впрочем, был достато любезен со мной: сам
предло мне выбрать одежду из своего гардер, помес в отдель каюту,
куда заходил пораспро меня об увиден и пережи. Я отвечал, что
провел более года на необита острове и рассказы мне особе нечего.
   Не видя "инто" челов, мог ли я ему довер!

   По возвращ в Англию я узнал, что моя жена умерла. Дети жили своими
семьями, изредка навещая меня. Они так мало знали меня, а я так мало, каюсь,
уделял им в детстве времени и родительс внима, что мы, в сущно,
были теперь чужими друг другу.
   Я решил, након основате занят врачеб практи. Хоть я и не
мог видеть своих, пациен изнутри и тем более исследо их органы
тканев "линзами", но получен в Тикита позна об устройс и жизни
человечес тела, взаимодей в нем органов и веществ позвол мне и по
внешним призна ставить куда более правиль диагн, чем иным докто.
Правиль же диагноз - основа успешн лечения. Моя популярн росла,
гонор - тоже; обойден коллеги почтили меня прозвищ "невежеств
знахаря" и "колдуна-костопр".
   Единств, в чем я потер неудачу, это в примене тикитак
метода целител болей. Когда я однажды закатил насмороч дворянс
отроку пару лечеб оплеух, то присутствов при процед мамаша подняла
такой крик, что у дома начали собират люди. И хоть насморк (хрониче)
тотчас же прошел, она отказал уплат за визит и грозил пожалова в
суд.
   Подоб получал и при других попыт. Поэтому впоследс, если я
видел, что пацие от его недуга, реальн или мнимого, лучше бы всего
пользов щипками с вывер, легкой массаж поркой по надлежа местам,
а то и просто полнове пинком в зад, - я все равно приписы ему
микст, притира, клизмы, банки, рекоменд прийти еще, съезд на
воды и т. п. Люди больше желают, чтобы о них заботил и хлопот, чем быть
здоров.
   Состоятел вдовец, бывалый человек и к тому же врач, я, несмо на
возраст, привле внима женщин. Меня знаком с достойн дамами на
вечерин, ко мне загляды городс свахи. Но и самые привлекате во
всех отношен невесты и вдовы оставл меня равноду; все они были для
меня будто в паран - в паран, которую не снять. Мне вообще казалось
теперь стран, как это можно пленит внешнос женщины: я знал, знал так
твердо, будто видел, что их миловидн, округло форм и плавно линий
(качес, к которым мы, влюбивш, присоеди добросерд, нежно,
преданн и даже тонкий ум) - это всего лишь более толстый, чем у мужчин,
слой подкожн жира. Женивш, мы сплошь и рядом обнаружи, что нету за
этими линиями ни доброго характ, ни ума, и не мудрено: не в подкож слое
эти достоин находя. Совсем не там.
   Да и не могло быть у меня с этими дамами того, что было с Агани:
любвиоткро, любви-откры.
   На многое, очень многое я теперь смотрел иными глазами. При виде ли
курящею франта, купца с багро от гнева физионо, распека
побледнев приказч, кавале и дам, украшен драгоценно, или
пацие-толст, жалующе, что его часто мутит, - я вспоми места из
того ядовит доклада Донес-Тика. Тогда он меня уязвил, а теперь я все
подумы: может, и в самом деле?..
   Встре челов с большим лбом, я вдруг понимал, почему мы таких считаем
умными: потому что при прозрач черепе у него было бы видно много извилин.
Но мы их не видим, а все равно так считаем - почему?..
   Может, действите все уже было? Может, и все наши техниче
изобрет есть попытка вернуть утерян рай, вернуть с помощью всяче
устрой вне себя все то, что некогда имели в себе?
   Особе вопрос о любви меня занимал. Наблю иногда за гуляющ под
луной влюблен парами, я вспоми свои ночи с Агатой, ночи любвиеди
со Вселен, и мыслил в том же русле: ведь "в том и отличие человеч
любви - и прежде всего молодой, трепет, со слезами и стихами - от простого
обезьян занятия, что она стреми охват весь мир! Если так... мы,
европе, с высокоме и брезгливо смотрим на отноше полов у
дикарей, считаем свои образ и верши; но в сравне с тикитак
какая же она вершина! На миллим выше, чем у дикарей, только и всего. И
главное, с каждым веком они все ниже, проще: нет уже рыцарей, посвяща
себя служе Прекрас Даме, все меньше стихов и все больше похабс.
   А ведь то, что упроще отноше между мужчи и женщи, приближ
их к животн примит есть признак вырожде, - оспор нельзя. Выходит,
и тут тот долговя с голым черепом не так и неправ?
   Или взять разви нашей цивилиз (как добавил бы Донес-Тик, "с
позволе сказать") с помощью внешних устрой: от карет до микроск и
от реторт до пушек - прогр ли это? Для самих устрой, безусло, да;
для методов их расчета и проектиро, для всех сопутству наук - тоже.
А для людей? Ведь для них в конеч счете дело своди к тому, что все это
можно купить. Обмен на стойкий к желудоч кисло металл: золото.
   То есть главным для пользов "прогрес" оказыва оно (или
эквивален ему ассигна), как и во времена, когда прогре не было.
Купил - телес (рассматр сосед дома), корабль (перево рабов),
что угодно мудре и точное, краси и интерес - а сам можешь хоть
хрюкать, ибо все это остае вне нас и не меняет нас. А если и меняет, то в
какую, собстве, сторону?
   Такие размышл шли у меня паралле с написан данного отчета. Вот
так и получил, что чем ближе к концу, тем яснее я понимал, что
опублико его не вправе. Во-первых, не выйдет дело, не восплам я
современн-соотечестве идеей прозрачн - и именно потому, что она
должна быть не во вне, а внутри нас. Измен приде себя. Вот если бы все
выгоды прозрачн можно было купить (и, кстати, тем возвыси над
другими, кто не смог купить), а самому остат все тем же скрыт,
своекорыс, лживым темноти, тогда другое дело. А так... нет!
   Возмо, конечно, что публика этих сведе подви бы некот
ученых и врачей на исследов в том же направл: постепе, за
сотню-другую лет, оно развил бы. Но - и это уже во-вторых - надо смотреть
на вещи прямо: пока что впереди нашей цивилиз идут не ученые, а люди с
оружием. Люди, которые сначала стрел, а потом думают, если вообще думают.
Люди, для которых все не похожие на них (по виду, цвету кожи, по образу
жизни, по религии... особе по религии!), хуже их. А раз так, то - бей их!
Вспом, что остал от ацтеков и инков.
   Тикита грозит та же участь. В отчете, в главе IV, я рассказ о том,
как они потоп английс фрегат. Нетру угадать, какой приказ отдаст
наше Адмиралте послан к острову новым фрега и баркам, если за
убийс даже одного белого уничтожа тузем поселок. Да, днем, при
свете солнца, остров неприст; но ведь здесь я неизбе выдаю и то, что в
темное время суток или в пасмур погоду тикит беззащи. Такую пору и
выберут для нападе. И начне резня. То, что вид острови с неприв
вызыв ужас, отвраще и желание пустить в ход оружие, я знаю сам.
   А разве рассказ о носимых тикитак внутри драгоценн не привле к
острову -пиратов, флибусть и иных рыцарей наживы? Эти джентль не
станут роскошеств со слабитель, а будут просто вспарыв животы.
Нет, дело не только в том, что на острове остал люди, которые мне дороги:
жена и сын, хотя и это не могу не учитыв. Главное - в другом: мы,
европе, считаем себя умнее других, будучи всего лишь сильнее.
   Пока мы с этим идем к другим народам, мы ничего не сможем взять у них,
кроме сырья, рабов и товаров, и ничего не оставим там, кроме униже,
разоре и страха.
   В то же время знания не должны пропа; похоже, что мы и так их больше
теряем, чем приобре.
   Поэтому я завещаю эту рукоп своему старш сыну Джону Гуллив с тем,
чтобы он передал ее своим детям, а те - своим и так далее до тех пор, пока
положе не измени, пока люди не начнут поним две простые истины:
   1) что подли разум жизнь - та, когда меняют не только внешнюю среду,
но и себя;
   2) что нет народов лучших и худших, а есть разные - и все друг друга
стоят.
   И пусть пройдет до этого век, и два, и более - только тогда я позволяю
сообщ, что
   Весь покры зеленью,
   Абсолю весь,
   Остров Тикита в океане есть.

                     К о н е ц
Окончен в 04:42:42


 


© 2005 Владимир Савченко, оригинальный дизайн сайта, тексты.