(Историческая повесть с вкраплениями фантастики)
Отец, 1940 г.
Вступление и Часть первая "Почти век назад"
1. Из главы одиннадцатой части 2 "Открытия себя":
"Батя... последний казак из рода Кривошеиных. По семейному преданию,
прадеды мои происходят из Запорожской Сечи. Жил когда-то казак лихой,
повредили ему шею в бою - вот и пошли Кривошеины. Когда императрица
Катька разогнала Сечь, они переселились в Заволжье. Дед мой Карп
Васильевич избил попа и станового пристава, когда те решили упразднить
в селе земскую школу, а вместо нее завести церковноприходскую. Я
понятия не имею, какая между ними разница, но помер дед на каторге..."
Уточнения. Казака лихого, наверно, звали Савва. По-простому Савка.
Дети его чьи? Савчины. А их дети уже Савченки.
Деда звали не Карп, а Феофан. Феофан Васильевич Савченко. А в
остальном все так. Отца соответственно Иван Феофанович, в детстве и
юности Ванька Молокан (семья была молоканская). Вскоре померла
и мать, остался он на попечении старшего брата Григория.
Из той же главы:
"...Батя участвовал на всех революциях, в гражданскую воевал у Чапаева
ротным. Последнюю войну он воевал стариком, лишь первые два года.
Отступал по Украине, вывел свой батальон из окружения под Харьковом.
Потом по причине ранения и нестроевого возраста его перевели в тыл, в
Зауралье военкомом. Там, в станице, он, солдат и крестьянин, учил меня
ездить верхом, обхаживать и запрягать лошадей, пахать, косить, стрелять
из винтовки и пистолета, копать землю, рубить тальник осоавиахимовской
саблей; заставлял и кур резать и свинью колоть плоским штыком под
правую лопатку, чтоб крови не боялся. "В жизни пригодится, сынок!.."
Тоже уточню. У Чапаева - те. в 25-й стрелковой дивизии, коя стала
легендарной потом - он был командиров конного взвода дивизионной разведки.
Командиром роты (курсантской) уже потом. По исходной
специальности, командиром разведывательного батальона 7-й армии,
воевал и в Отечественную. Но не два года, только в 41-м, до ранения и
контузии.
... Много после, в 1948-м, его нашел орден Красной Звезды - с датой
награждения 1941 год. К стыду своему я так и не распросил, за что именно.
"Па, ну купи!.." "Па, ну дай денег!.." - это сколько угодно, это всегда.
А об этом и не спросил. И он, человек с самолюбием, не набивался
рассказать. Орден скромный - но тогда и было их только три: Ленина,
Красного Знамени и Красной Звезды. И в разгромном 41-м орденами не
кидались - как в победные годы потом.
В наградном листе написано "За образцовое выполнение заданий
командования."
Из той же главы:
"...Незадолго до его кончины ездили мы с ним на его родину в
Мироновку, к двоюродному брату Егору Степановичу Кривошеину. Когда
сидели в избе, выпивали по случаю встречи, примчался внучонок деда
Егора:
- Деда, а в Овечьей балке, где плотину ставят, шкилет из глины
вырыли!
- В Овечьей? - переспросил батя. Старики переглянулись. - А ну пошли
посмотрим...
Толпа рабочих и любопытствующих расступилась, давая дорогу двум
грузно шагавшим дедам. Серые трухлявые кости были сложены кучей. Отец
потыкал палкой череп - тот перевернулся, показал дыру над правым
виском.
- Моя! - батя победно поглядел на Егора Степановича. - А ты, значит,
промазал, руки тряслись?
- Почем ты знаешь, что твоя?! - оскорбленно задрал бороду, тот.
- Ну, разве забыл? Он ведь в село возвращался. Я по правую сторону
дороги лежал, ты - по левую... - и батя для убедительности вычертил
палкой на глине схему.
- Это чьи же останки, старики? - строго спросил моложавый прораб в
щегольском комбинезоне.
- Есаула, - сощурившись, объяснил батя. - В первую революцию
уральские казачки в нашем селе квартировали - так это ихний есаул. Ты
уж милицию не тревожь, сынок. Замнем за давностью лет."
Уточнения: не в Мироновку, а в Романовку, село в заволжской части
Саратовской области (территория бывшей АССР Немцев Поволжья... хотя
там украинцев и русских жило куда больше, чем немцев.). Это
было в 56-м и без меня, я как раз заканчивал энергетический институт.
Двоюродного брата и дружка юности звали Василий Степанович Савченко.
А в остальном все так. Потом было прислана официальная бумага, не то
протокол, не то акт, из Романовского сельсовета. Она у меня хранится.
... Это было в 1905 или в 1906 году. Им с братом, Ваньке да Ваське, было в ту
пору по 15-16. Это был первый покойник на батином счету. К середине века
после участия во всех революциях и войнах (кроме финской - сидел) их у
него набралось, наверно, на "персональное кладбище", как выражаются
в Техасе. И в основном, по-честному: не он бы, так его. Логика боя,
логика войны: выживает убивший первым.
Но были и иные. И один случай, я так понимаю, особенно жег его
крестьянскую память.
2.
Целиком и окончательно я узнал эту историю через много лет после его
смерти. От своего двоюродного брата Ивана Григорьича, сына того дяди
Гриши, что родителю моему был за отца. До этого знал чуть-чуть, что между
братьями были нелады - да мне что за дело. Я того дядю и в глаза не видел.
Здесь уместно снова вернуться к текстам моей фантастики.
Из повести "Пятое измерение", глава 1 "Я не я...":
"...Интересный разговор состоялся сегодня у меня с отцом, после того
как я рассмотрел большую фотографию на стене в комнате - комсостава его
Двадцать Пятой; фотография старая, довоенная, я ее знаю с детства,
всегда мгновенно нахожу на ней батю - молодцеватого лейтенанта с тремя
кубиками в петлицах и усиками на английский манер - с самого края во
втором ряду. Но сейчас прочел надпись - и озадачился:
- Бать, а почему это Двадцать Пятая дивизия не Чапаевская, а
Кутяковская? С какой стати!
- Как "почему", как "с какой"? - Он смотрит на меня из-под седых
бровей недоуменно.-Названа в честь ее славного комдива Ивана Семеновича
Кутякова, героя гражданской войны, погибшего в 20-м году на польском
фронте, под Олевском.
- А Чапаев Василий Иванович? Он же первый ее командир, самый
знаменитый. Он же ее создал?
- Чепаев...- Отец поводит бровями.- Был такой. Только не первый,
Алешка. Он принял дивизию у товарища Захарова, она тогда называлась
первой Самарской. И он ее не создавал. Красная Армия в Заволжье
возникла из партизанских отрядов, их много было. У Чапая большой был
отряд, верно... на основе его и образовалась Николаевская бригада..."
И у отца был тогда партизанский отряд. Из романовских парней. Он тоже,
как и Чапаев (Чепаев), как многие, вернулся с фронта империалистической
войны не для того, чтоб покоряться богатеям да дворянам, а чтоб переводить
ту родимую в гражданскую. Это и делалось через партизанские да
красногрвардейские отряды в 1917-м, начале 18-го. Тем более Заволжье,
места, где и Стенька Разин гулял, и Пугачев (уточню для современников:
не муж Аллы Пугачевой и не в ресторанах, другой и по-другому).
Богатеям и кулакам это, как известно, не ндравилось. Не одобряли.
Особенно продразверстки. И романовские тоже.
Вот и зацапали "ватажка" Ивана, когда он один, без
отряда, наведался в дом родной. Заперли в амбаре, заговорили прямо:
- Вот ты, Ванька, и добаловался. Теперь выбирай: или мы тебя завтра
выпорем на площади перед всеми, чтоб ты больше не баламутил, народ не
смущал, или отдадим уральским казакам. А уж они пусть с тобой как хотят.
Выбирай!
... Здесь для ясности надо отступить еще дальше, века на полтора.
Несоизмеримая вроде альтернатива: сдать уральским казакам
красного, "краснопузого" - совсем не то что выпороть, пусть даже
и на площади. К казакам это очевидная смерть. Причем, скорее всего,
мученическая.
У тех это была на подпитии любимая забава: резать у такого пленника
со спины, около хребта, ремни да круто подсаливать. Наблюдать, как он
воет. Или еще: дать такому, пришедшему в себя, самогонки - пей мол,
ладно. А потом отрезают член, суют ему в рот: а теперь закуси!
- Хо-хо-хо!
- Гы-гы-гы! А теперь, слышь-ко, краснопузый, закуси!..
Остроумные ребята.
(Забегая вперед: когда разгорелась в этих местах Гражданская война,
города и городки переходили из рук в руки, когда увидели, ЧТО оставляли после
себя "уральцы" - трупы, изуродованные так, как ни один мясник скотину не
уродует, - иные красногвардейцы, потом красноармейцы, в безвыходных
положениях кончали с собой, чтобы не попасть к ним в плен. Но и дрались
отчаянно - не только за идею и Советскую власть, но чтобы не пустить
таких в свои места.)
При такой перспективе отчего не согласиться на первый вариант. Выпорют
- заживет. Но жив останешься.
Но как сказано выше, эти села образовали выходцы из Запорожской
Сечи. После ликвидации ее Екатериной II там разделились: наибольшая часть
казаков ушла на Кубань, образовала верноподданное войско Кубанское; другая
за Дунай, к туркам; те, кто не захотел служить ни Катьке, ни мусульманам,
подались в Заволжье. Из них получились справные хлеборобы, не хуже немцев-
колонистов. Но нравы были свободные и лихие.
(В частности, такой прелестный обычай: если есть возможность без
шума убрать полицейского, или урядника, или жандарма, - надо убрать.
Иначе тебя не поймут. В этом были едины и богатые, и бедные, и середняки;
соответственно, и в отношении к власти вообще.)
(И другой: видел - говори не видел; знаешь - говори не знаешь. У
тогдашних "правоохранителей" в этих местах всегда были проблемы.)
(Из того, что я читал, эти места времен революции и перед ней описаны
лишь в "Кондуите и Швамбрании" Л.Кассиля. Но описаны с позиции городского
еврейского мальчика, докторского сынка. Да, хулиганили, смертно дрались;
но и работали крепко, пасли стада, засыпали пшеницей трюмы волжских
пароходов.)
И само собой, помнили и блюли казацкую честь. Быть выпоротым... эге!
Позор на всю жизнь. Это не то что у потомков крепостных крестьян, поротых за любую вину
из поколения в поколение. Здесь "поротый" изгой; никто руки не подаст,
ни одна женщина не взглянет.
... А ведь не столь давно, перед его уходом в армию, романовские девки
заливисто пели:
- Вьются кудри на макушке Феофанова Ванюшки!
И хоть теперь он семейный человек, двое детей (и с ними вот - поротым
жить!), но помнится. И перед ними ему лечь на сельском майдане с голой
спиной и задом под плети... Нет!
Знал бы отец, что после этой ночи в амбаре он появится в Романовке лишь
через 40 лет, пенсионером... что и семья не уцелеет в заварухе, от сыпняка
умрут жена и первенец-сын, - кто знает, как бы он решил.
Но никто не ведает будущего.
- Пороть себя не дам. Выдавайте, раз совести нет. Но за меня отплатят.
И старший брат Григорий в эту ночь разорился. Был середняк, стал
нищий. К одному воротиле свел овец: "Выпустите Ваньку!" К другому корову:
"Выпустите Ваньку!" К третьему теленка, к четвертому оттащил плуг и
борону... Разорил не только себя, но и брата, хозяйство вели общее. Но
тому было не до хозяйства.
И сработало.
Под утро отец услышал, как зазвякал амбарный замок. Отодвинули засов.
Приготовился напасть на вошедших; пусть в драке убьют, все лучше, чем к
казакам... Но никто не вошел.
Переждал. Толкнул дверь. Отворилась. Никого.
И ушел в степь.
Это было весной 1918.
Часть вторая "Полтора года спустя"
1.
Время: осень 1919, время Лбищенской драмы, гибели Чапаева и - кулацких
бунтов в том же Заволжьи. Отец не был в том Лбищенске, ибо уже не служил в
25-й, а состоял комендантом города Новоузенска (переименованного тогда в
Красноузенск). Метрополия уездного масштаба. В том самом уезде, где и Романовка.
Родные места. Название от речки Узень, левого притока Волги.
И по совместительству - председатель уездной ЧК, Чрезвычайной Комиссии по
борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и бандитизмом.
На ту и другую должности назначен весной 1919-го В.И.Чапаевым. Доверие было
оказано не только как лихому комвзвода разведки и ротному, но и по давнему,
с 1-й революции, с 1905 года знанию друг друга.
А образование 4 класса сельской школы. Административный опыт равен нулю.
А времена лихие.
В частности - почти непрерывные кулацкие мятежи. Ну, не ндравится людям
продразверстка, реквизиции, военный коммунизм. Не про душе им, что голытьба,
голодранцы берут верх. Тем более что в этих местах и царскую власть не очень-то
праздновали - а уж какую-то там еще Советскую!..
После смерти Василь Иваныча, при которым все-таки не хотелось испытывать судьбу,
конечно, воспряли.
И вот подобная заварушка в соседнем с Романовкой большом селе, в волости.
Истребили, как водится, волостной ревком.
Дело понятное, надо усмирять. Логика простая: не мы, так нас. Без всякой
пощады. Примеров тому у них перед глазами было достаточно.
2.
Незадолго до этого такой мятеж произошел в городе Балакове. Тоже уездном,
но покрупней, на Волге, с пристанью. Там военным комиссаром был младший брат
Чапаева Григорий; ровесник отца. Под ружьем у него было 75 человек. Всех
перебили. Раненого Григория Чапаева истязали и забили до смерти.
... Конечно, дали знать старшему брату, тот поспешил на выручку. Но... в
силу обилия таких "происшествий" по пути пришлось еще подавлять кулацко-эсеровский
мятеж в селе Березове, выручать разгромленный там и частично плененный
красный отряд. Взяли Березов, выручили, разобрались с кем надо как надо. И
только затем подступили к Балаково. Этот город освободили после ожесточенного
боя и при поддержке местных рабочих дружин.
... Я несколько опрометчиво написал "разобрались с кем надо как надо". И
читатель нынешний, воспитанный на триллерном барахле, американском и здешнем,
уже, поди, предвкушает:
- Ну-у, Василий-то Иванович за своего родного брата, за младшенького, конечно,
отплатил! Кррровью там все залил.
Нет. Он был поумнее нынешних читателей и сценаристов, реальный
В.И.Чапаев. Как и вообще большевики были поумнее ополоумевшей и озверевшей
от обиды на взбунтовавшееся "быдло" и что теряют страну "белой гвардии". Они
не опускались до мести. Тем и взяли.
Основной мерой "воспитания" была контрибуция. Нет, ну, естественно,
зачинщиков мятежа в Березове, затем в Балакове пустили "в расход". Без такого
не обходилось нигде и никогда. Тем более, после покушения на Ленина в стране объявлен "красный
террор". A la guerre comme a la guerre. Затем на березовких кулаков наложили
изрядную денежную контрибуцию. На балаковскую буржуазию (богатевшую на
хлеботорговле) кроме денег еще и натурой: 100 тысяч пудов зерна.
Это, понятно, после торжественных, с музыкой, знаменами и речами, при
участии почти всего трудового населения, похорон Григория Чапаева и других
жертв мятежа (памятник им и сейчас есть в Балакове).
Дали буржуи, как миленькие.
Для справки: тысяча пудов это 16 тонн, двухосный вагон зерна. Сто тысяч -
сотня таких вагонов, то есть два железно-дорожных состава. И оба эти состава
Чапаев отправил в голодающий центр, в Москву. Сопровождать составы поручил
бате и еще двоим...
3.
Далее уместно дать Вставное эссе-1
"Обед в кремлевской столовой"
Отец эту историю рассказывал при мне несколько раз: в Зауральи, потом
в Полтаве - в хорошей компании. Однако (это потом, в Хрушевскую "оттепель",
выяснилось) - с большими купюрами. Мол, доставили хлеб, сдали, доложили в
Кремле кому надо, там распорядились, чтоб нас покормили... И только после
его смерти я нашел вырезку из областной газеты с его статьей, где это было
рассказано полностью.
Оказывается, доложили лично Ленину. Принял; два эшелона зерна для голодной
Москвы это действительно было событие. Кроме того они передали вождю мирового
пролетариата три пшеничных каравая, изрядный кус сала и банку меда - от
трудящихся Заволжья. Человек архи-занятый, большого разговора не было; вызвал
кого-то из столовой, передал продукты:
- ... и поког'мите товаг'ищей!
Дальше в пересказе отца:
- Тот нас привел, посадил. Красивые столы. Вилки, ложки, тарелки - как в
ресторане. Но то, что нам в тарелки налили... - он брался за щеки. - Мама
родная!.. Зачерпнули, отведали... и ложки положили. Баланда. И хлеб какой-то
черный, липкий... Достали, что осталось в вещмешке: свой хлеб с запечеными
яйцами, сало... Сахарин еще был. Спросили чайник кипятку. Своего поели и ушли.
Мне теперь понятны эти "купюры": в сталинщину сказать лишнее - пусть и в
самом положительном смысле - что-то не учебниковое о Ленине, вообще о высших
руководителях было чревато. А уже отсидел два года (из 10 возможных по
приговору) как "враг народа". Знал, с чем сравнить кремлевский супчик. Запросто
могли пришить дело еще.
... Только и пожил мой родитель нормально по-человечески при Хрущеве, когда
вспомнили о "старых большевиках": дали отдельную квартиру, приличную пенсию.
Помогли с изданием книги.
(При всем том уважал и ценил "Никитку" куда меньше, чем Сталина. Вот что тут
скажешь!)
Но главное вот что: этот рассказ очевидца о том, чем кормили в 1919 году
в кремлевской столовой, мне кажется, весит не меньше многих нынешних домыслов
о пиршествах руководства в Кремле (типа "Мне г'юмку дюг'со и ананас!.."
- и потом в блокадном Ленинграде. Какие к черту пиршества. Вот те, кто сие
пишет по новому "социальному заказу", эти да - они там несомненно пировали
бы. А те... это ведь были люди Идеи, не боявшиеся на каторгу и на смерть
ради нее пойти.
Шкурники захватили Кремль (и все остальное) потом, когда идейных
затравили и вырезали.
После этой поездки в Москву отец и пошел "на выдвижение" в коменданты
Красноузенска. С тем самым совместительством.
4.
Вернемся в этот город осенью 1919-го. Отец в подавлении кулацкого восстания
в том селе не участвовал, хватало дел в городе. Но список тех, кого надо
"пустить в расход" на подпись, поскольку совместитель, принесли ему. Свои
ребята-чапаевцы, коим нельзя не доверять.
Обыкновенный тетрадный листик, на котором написаны финалы жизней семи или
восьми человек. "Именем Российской Советской республики..." Фамилия, инициалы.
Может быть, еще год рождения.
Подписал. Унесли. Увезли арестованных, приговор исполнили тоже без него. Не
первый и не последний. По логике "не мы, так нас".
(Конечно, сейчас легко разводить сопли: Ай-яй-яй! Тц-тц... зверства
большевиков!
Между тем зверств с белой стороны было несравнимо больше. Настоящих. И
показных, для устрашения. По очень простой логике: для белых врагами были все
бедные, зарабатывающие на жизнь своим трудом - да-да, те самые трудящиеся. А
ведь таких гораздо больше, нежели "зарабатывающих" чужим трудом.
... Сейчас делают исусика даже из Колчака. А ледяные "километровые столбы"
вдоль ТрансСибирской магистрали из замороженых мужиков, с рукой, указывающей направление?..
Или вспомним хоть пьесу "Бег" Булгакова. При его явно "белых" симпатиях - и
вешающий направо и налево генерал Хлудов. Пьеса в 8 "снах" - но как раз эти
"фонари" были не сон для крымчан и всего юга Украины в 1920 году.
Об этом еще пойдет речь.
Есть и более конкретная литература. Например, брошюра упоминаемого в
"Пятом измерении" Ивана Кутякова. Он был более по времени командиром 25-й
Чапаевской: два с половиной года (тоже сплошь боевых), а сам Чапаев всего
5 месяцев. Но поскольку в НАШЕЙ реальности погиб и прославился не Кутяков,
а Василь Иваныч, то брошюру "С Чапаевым по уральским степям" написал Иван
Семеныч. В начале 30-х гг. ее издали, после ареста и расстрела комкора Кутякова,
кавалера 4-х орденов боевого Красного Знамени (в более поздних понятиях это
примерно Дважды Герой Советского Союза)
как "врага народа" изъяли, при Хрущеве издали снова.
Так вот в ней он рассказывает о первой Лбищенской драме, происшедшей за
пять месяцев до второй, в апреле 1919. И о зловещей роли белоказаков, коих
отпустили из плена по домам. В том числе и в сей Лбищенск на реке Урал.
Проявили гуманность и отпустили. Под обещание, что они больше не будут.
А когда к городу подступили белые, эти
казаки из окон своих домов на выбор стреляли в спины красноармейцев. В итоге
разгром, город оставили. Цитирую Кутякова: "Казаки торжествовали победу...
Все раненые красноармейцы были расстреляны на Соборной площади, а сдавшиеся
в плен (около 250 человек) были сожжены в облитом керосином амбаре". (И.С.
Кутяков "Василий Иванович Чапаев", М., 1958, Воениздат, с.56.)
Гражданская война, кипящая и бурлящая социальная каша, в которой жизнь
человеческая - тьфу.
Так вышло б и здесь, если бы победили те. И списков бы не составляли.
"Имена де ты их, господи, веси...")
5.
Все бы ничего, но в подписанным отцом списке оказалась его двоюродная сестра. Урожденная
Савченко, но вышедшая за жителя этого села Морковина. Богатея и закоперщика мятежа.
Жена мужа (как и подобает хорошей жене) поддержала.
- Там пол-села Морковиных. И в списке почти все... - оправдывался потом
отец (не передо мной). - Да разве бы я не вычеркнул, если б знал!
Да, может, вышло так, от замороченности. А может, не совсем. Возможно, вспомнилась
та ночь в амбаре. Или недавняя гибель комдива, товарища юности. А скорее
всего, сработала эта страшная логика взаимного остервенения, которой в гражданских
и религиозных войнах не в пример больше, нежели в "нормальных" межгосударственных.
Почему, не знаю, но это так.
Словом, сделано. Назад не вернешь.
Конечно, в родной Романовке об этом сразу узнали. Сенсация и скандал.
И Григорию Феофановичу, которого до этого все-таки уважали: обнищал, но
брата выручил, - пришлось худо. Над ним смеялись: ты его спас, а он вон что
учинил, сгубил родного человека! "Ты ведь, Григорий, Каина спас!.." Его ругали
и позорили. И те, кто чем-то помогал ему, враз перестали это делать.
Соответственно доставалось и сынишке, тоже Ваньке, будущему - через полвека -
рассказчику этой истории. От сверстников. Каковы взрослые, такие и дети.
Кончилось так: Григорий Феофанович продал свой земельный пай, избу - за
сколько дали; на вырученные деньги купил молодого меринка. Запряг, посадил
на телегу семилетнего Ванюшку (жену уже схоронил) - и уехал из Романовки
навсегда.
Дорога пролегала через Красноузенск - но к младшему брату попрощаться
он не завернул.
Часть третья "Тринадцать лет спустя"
1.
Действие переносится на Украину в 1932 год. Отец снова в 25-й Чапаевской
дивизии. Позади гражданская война с ее бедами и озлоблением, неудачный
польский поход и многое еще. Десять лет мирной жизни.
О брате Григории не было никаких вестей. Отец знал, что он уехал из
Романовки, понимал причину; конечно, сожалел, что не смогли встретиться и
объясниться. Но жизнь крутит по-своему и решает по-своему. Теперь у него
вторая семья, трое дочерей (одна от первой умершей жены) и на подходе - я.
И должность посерьезнее: командир роты курсантов в дивизионной школе.
(На похороны его в апреле 1961 вместе с сестрой Полиной и ее мужем пришел
давний сослуживец, тоже еще по Двадцать пятой, подполковник в отставке.
Присмотрелся:
- Полина, так это твой отец!? Наш ротный, я у него курсантом был. Знаете, - это уже
ко мне, - мы его звали "мама Савченко". Как он с нами возился! Всему учил:
и как портянки заворачивать, чтоб в походе ногу не стереть, и пулемет разобрать
и собрать с завязанными глазами... С пулеметом - так это мне жизнь спасло:
не разобрался бы однажды ночью наощупь, где заело-заклинило, не исправил -
и кости мои б уже сгнили!..)
Такое повышение произошло потому, что и образования у отца прибавилось:
кроме 4-классного сельской школы еще и школа "Выстрел". Она, кажется, есть
и поныне, носит имя маршала Шапошникова, называется офицерской... но в те
времена назвать красного командира "офицером" было несмываемое
оскорбление.
Учили там, понятно, не гимназическим наукам, а военным, в том числе по
всем видам оружия.
Эту школу окончили многие те, кто в Отечественную войну вышли в генералы
(двое даже в маршалы), и еще больше тех, кто до этой войны не дожил.
2.
Вставное эссе-2: Конец "Хлудова"
Но нынешним читателям, особенно тем, кто зачитывается (как и я)
М.Булгаковым, интересен будет только один эпизод из пребывания курсанта
И.Ф.Савченко в этой школе:
- при нем казнили того, кто стал прообразом генерала Хлудова в
пьесе "Бег".
Я слышал эту историю от отца задолго до того, как узнал о пьесе, да и о
самом Михаиле Афанасьевиче. Но начнем с фактов (некоторые, кстати, приводят
в примечаниях к этой пьесе в разных изданиях):
Подлинное имя Слащев Я.А. - брезгую расшифровывать инициалы -
1885-1929. В должности комфронта генерал-лейтенант, как и в пьесе.
До этого начштаба у генерала Шкуро (подлинная фамилия Шкура, и он такой и
был: его конница была знаменита как самая бандитская, ее рейды всегда оставляли
широкий кровавый след). Затем командир Чеченской конной дивизии. Это и нынешние
читатели могут понять, что значит. Словом, выучка была что надо.
Зверства Слащева - не только в Крыму, в Екатеринославе (ныне Днепропетровске),
в Николаеве, Херсоне, на всем юге Украины - были редкостными и шокировали даже
белых генералов.
(Помните, в пьесе:
"ЧАРНОТА. Рома, что ты делаешь! Прекрати! Ты же Генерального штаба!.."
В смысле - выпускник Академии Генштаба Российской империи.)
Если отвлечься от романтического ореола в пьесе, то ни ущемленной
психики, ни, тем более, больной совести там не было; просто ополоумевшая от
всевластия и безнаказанности сволочь. Вроде тех же Ежова и Берии, но с
другой стороны.
Поэтому и в эмиграции ему пришлось солоно: припомнили, разжаловали,
уволили. Слащев попросил у Советского правительства разрешения вернуться
- и разрешили.
(Вспомним еще пьесу, последний акт-"сон": ЧАРНОТА: ... знай, Рома, что проживешь ты ровно столько, сколько
потребуется тебя с парохода снять и довести до ближайшей стенки. И то под
строжайшим караулом, чтоб тебя не разорвали по дороге! Ты, брат, большую
память о себе оставил...") Ничего подобного. Не арестовали. Дали хорошую работу: преподавать в этой
школе "Выстрел". В благодарность Слащев
выступил в западной печати с призывом к белогрвардейцам и белоказакам
возвращаться. Ничего, мол, не будет; я же вот в порядке. Это подействовало
на многие тысячи людей: раз уж Слащева не расстреляли!..
Если вспомнить, как с этими вернувшимися обошлись потом, все предельно
ясно: выступил подсадной уткой.
Такой вот Слащев-"Хлудов" не из пьесы и не из кино. Вряд ли у него были
внутренние, столь душещипательные для зрителей, монологи с повешенным
вестовым Карпилиным, или с иными.
В школе "Выстрел" он преподавал тактику - ВОСЕМЬ лет. В 1929 году
в школу эту попал курсант, у которого Слащев повесил в Николаеве отца.
(Не сам, понятное дело, приказал.) Он его после короткого разговора и
застрелил - на занятии по тактике. На глазах отца и еще трех десятков
курсантов.
Меня в этой истории более всего поражают сроки. Только через ВОСЕМЬ лет
нашелся человек, который пристрелил его как собаку. Терпелив наш народ.
И еще. При всей любви к Булгакову, сострадании к его судьбе и уважении
к его взглядам я не могу понять: как можно из вешателя, палача мирных людей
делать положительного героя-рыцаря. Он же все это знал.
3.
Но вернемся в 1932 год на Украину. Так сказать, "Тринадцать лет спустя".
Не могу точно сказать, были ли это окружные маневры или передислокация,
но так или иначе 25-я Чапаевская меняла место расположения. И для перевозки
всех бебехов, особенно штабных, медицинских, тп. мобилизовали окрестных
возчиков. Присматривать за обозом довелось отцу: курсантская школа при
штабе, ее имущество тоже на этих телегах. Верхом.
Двигался обоз в направлении городка, который так и назывался Городок. Без
затей. (Не знаю, как его сейчас на национальный лад именуют - Мистечко?..)
- Обоз длиннющий, я на рысях то в начало, то в конец, - рассказывал отец. -
Вижу, на одной телеге вроде знакомая фигура, Полулежит, облокотился, вожжи
в правой руке, кнут в левой - как возчики обычно ездят. Столько лет не виделись, а
узнал. Подъехал ближе, присмотрелся сбоку - он. "Здравствуй, Гриша!" А он...
взглянул на меня - и отвернулся. Заезжаю с другой стороны: "Здравствуй,
Гриш! Это ж я..." Он и не глядит, отвернул голову. Заезжаю обратно с той
стороны. Вижу: зажмурился, а по щекам слезы текут... Н-ну... ну-у... - тут и у
отца прерывался голос, - словом, помирились.
В память о встрече они затем в том Городке сфотографировались. Как
положено: старший сидит, младший стоит.
Братья, 1932 г. Все эти годы Григорий Феофанович занимался извозом. Меринок был тот самый,
купленый перед уездом из Романовки. Тем кормил себя, подрастающего сына - и
саму лошадь.
Эта встреча их была единственной. Военный человек над собой не властен.
Дивизию вскоре перевели в Полтаву.
Вставное эссе-3.
"Заветный куст ИЛИ доклад наркому Ворошилову"
Ленин был не единственным из сильных мира того, с кем бате довелось, как
говорят в Одессе, перекинуться парой слов. Вот эпизод из его командирско-
преподавательской жизни; попутно он показывает, как действительно приходилось
возиться даже со взрослыми ребятами. (Это бы лучше описал Михаил Зощенко. Но
поскольку его нет, придется мне.)
... Рота выступает на полевые занятия; или в марш-бросок. После первого часа
пути необходим, как сейчас бы это назвали, "технологический перерыв": короткий,
не более четверти часа, привал в удобном месте, команда "Оправиться!" По ней
кто отправляется в кусты, кто переобувается, подгоняет на себе амуницию, кто
просто курит и отдыхает.
Один курсант батиной роты все никак не укладывался в эти четверть часа.
Нацмен; так тогда называли представителей национальных меньшинств в СССР. (Ныне
вот на Коренной Руси, официально именуемой "державой Украиной" русские - нацмены.)
То ли казах, то ли киргиз; а может, и калмык. Словом, вольный сын степей. Как засядет
под кустом, так и сидит. Глядит вдаль, а то еще песню какую-то напевает без
слов. Ну, сын степей. Пространства там немеряные, время тоже.
Все уже в сборе, пора строится - а он сидит. Приходится подойти:
- Ну, скоро ты?..
- Не идет, таварыш камандыр.
Ждут. Не бросишь же.
- Ну, давай скорей!
- Не идет, таварыш камандыр.
... Нет, как хотите, но Жизнь создает ситуации, какие ни один фантаст не
выдумает. Ну, ладно: научить заворачивать портянки. Для обоняния тоже не очень
чтобы того - но куда денешься. А здесь уж, блин, совсем: вникай, у кого "идет",
у кого не "идет". Как говорится, всю жизнь мечтал!
Так раз, другой, третий.
Военные учения строго расписаны во времени и пространстве: к такому-то
часу и такой-то минуте роте прибыть к таком-то месту; развернуться.
Вступить во взаимодействие с другой какой-то частью. И - опаздывают. Бате уже
нагоняй. Пробует объяснить - смеются. Спросил у медика: может, касторки ему
давать? Тот покачал головой:
- Не стоит в походе, еще хуже может получиться.
После пятого такого случая заикнулся начальнику школы, мол, надо бы
отчислить парня, всю роту тянет вниз. Тот спросил:
- А с какой формулировкой?
Действительно, с какой? Курсант исправный, хорошо стреляет, делает штыковые
упражнения, лихо рубит шашкой лозу; верховой езде и всех других поучит. За
то, что до ветру ходит не так стремительно, как подобает бойцу легендарной
дивизии?.. Вы ж извините. К тоже же нацмен; к ним надо относиться с повышенной
чуткостью.
- Сочувствую, но помочь не в силах. Придумай что-нибудь.
Через день снова та же история. "Не идет, таварыш камандыр". И песня без слов под
кустом.
И батя придумал. (Отец будущего фантаста, как не придумать.)
Все это происходило уже на Полтавщине, в летних лагерях Двадцать пятой
под Яреськами. Сейчас туда 1 час 40 минут пригородным от Полтавы - в 90-х я
нередко туда выезжал: покупаться в Псле, заночевать под звездами. Места
прекрасные: широкий заливной луг, далее сосновый лес, по другую сторону реки
высокий, как гора, берег. Там же песчаные непахотные земли; на них танково-
артиллерийский полигон - военные части занимали его до конца СССР. Я видел
сей полигон уже после "мирного разгрома Советского Союза", учиненного
Горбачевым: брошенные раскуроченные танки и пушки; действительно похоже на
поле проигранного сражения. Только что трупы не смердят.
Все проходит. Как говорил Гераклит: "Все течет, все из меня..."
Итак, рота на марше. Первый привал. "Оправиться!" Батя (он верхом):
- Курсант Мамедов (может, и не Мамедов, черт его знает), ко мне!
Тот подбегает.
- Вот что, мы сейчас отправимся к заветному кусту. Я знаю, где он.
Там как сядешь, сразу все пойдет хорошо. Проверено.
- Есть, таварыш камандыр!
Отец оставляет командование ротой на своего заместителя. Отправились.
Через луг и лес на те самые песчаные непахотные, тогда еще без пушек и танков.
От Яресек это километров 15, то есть часа три ходу.
... Я, блуждая в этих местах, живо представлял картину: комроты на лошади,
ему что. А курсант Мамед с полной выкладкой, при винтовке, скатка
шинели через плечо, патронташи, сумка. А солнце высоко, припекает. Когда на
полигон вышли, ноги в песке вязнут. Самое время и место горестно поразмышлять:
всего-то и требовалось поднатужиться; куда меньше работы, чем теперь песок
месить. И еще неизвестно сколько.
- Таварыш камандыр, скора?..
- Во-он там он. Я уже вижу.
Подошли к тому месту: пенек.
- Эх, срубили! Пошли другой искать. Во-он там должен быть еще такой.
А Мамеду уже невтерпеж:
- Таварыш камандыр, скора?.. Скора ешшо?!
Батя точно почувствовал минуту, после которой он навалит в штаны, - указал на
первый попавшийся чахлый кустик:
- Ага, вот он! Давай туда быстро!..
Тот, на ходу расстегиваясь, стремглав к кусту. Успел.
...................
- Ай, таварыш камандыр, как харашо! Ай, спасыба, таварыш камандыр.
- Я ж тебе говорил. Если у тебя снова что-то не так, мы сюда еще раз сгуляем.
Так и исцелишься.
- Нет, таварыш камандыр, тапер все. Больше не будет.
Забрались довольно далеко от Яресек, вернулись к вечеру. Уже и рота
пришла, и совещание при штабе, ежевчерний разбор занятий, началось. Батя на
него опоздал. Начальник школы на него волком:
- Почему опаздываешь? То рота, то теперь вот ты!..
- Все, опозданий больше не будет... - и рассказал.
Батя умел живописать. Естественно, все командиры ржут, мычат и головами
машут.
Под это взрывное "Го-го-го!", слышное из раскрытых окон, подкатывают две
машины: нарком Ворошилов со свитой. Инспекционная поездка. Без оповещения.
Им нужно было в другую часть дома, к комдиву - но завернули сюда. Входят.
Все вскакивают. Начшколы руку под козырек, рапортует:
- Товариш Маршал Советского Союза! Проводится ежевечерний разбор занятий
дивизионной школы 25-й Чапаевской дивизии!
- А что вы сейчас такое разбирали? - спрашивает нарком. - Что аж стекла
дрожали.
- Да вот... доклад комроты Савченко, - и показывает.
Подставил по-товарищески. Все по стойке "смирно", молчат из последних
сил, в глазах лютое любопытство: что будет дальше?..
Ворошилов поворачивается к отцу:
- И что вы такое интересное докладывали, товарищ комроты? Доложите и мне.
Это был вызов. От коллег ли чапаевцев, от маршала, от судьбы - вызов. И
Савченко, отец своего сына, не мог его не принять. Каблуки сдвинуты, плечи
расправлены, прямой взгляд, ладонь под козырек - военный аристократ среди
военных аристократов. Четким голосом:
- Как киргиза срать водил, товарищ Маршал Советского Союза!
Ничего, обошлось. Маршал-то сам был из слесарей. Потом, когда дальше
ехали, останавливались, оправлялись, сами, небось, гоготали, вспоминая
про "заветный кустик".
4.
Это было в 1936-м, за которым последовал тот самый 37-й. Холуи-карикатуристы
льстиво рисовали в газетах, как нарком НКВД Ежов взял страну в "ежовые
рукавицы".
Отца арестовали весной 38-го.
Из рассказа "Жил-был мальчик"
"... Туманным утром однажды к ним пришли два человека.
Мальчик, проснувшись и одевшись (он уже одевался сам и даже умел завязывать
шнурки ботинок на бант), не понимал, почему тихо плакала мама, почему жались в
уголок сестры. "Ты на работу, пап?" - спросил он, чтобы успокоить себя. "На
работу," - отец поднял и поцеловал мальчика - чего не делал, уходя на работу.
В детсадик его в этот день не повели. Во дворе старшие дети объяснили
мальчику, что его отца "взяли". Он не понял, хорошо это или плохо, усвоил
лишь, что это необычно, что об этом говорят шепотом, - и возгордился. Вот
других отцов не взяли, а его - взяли! И когда на другой день мама в очереди в
магазине разговорилась со знакомой, он вмешался в беседу и с гордостью
выпалил: "А нашего папу вчера взяли!" - за что тотчас и получил от мамы как
следует..."
Это был я, подающий надежды ребенок. В 4 года выучился читать. И не только
мойдодыров-айболитов, прочел и папин Устав РККА, Рабоче-Крестьянской Красной
Армии - от корки до корки. Что понял, не спрашивайте; но жутко нравилось за
словами, закорючками на бумаге, что-то такое представлять.
"... Дома сестры растолковали мальчику, что отца "посадили в тюрьму". Но и это
для него были пустые слова. Единственное, в чем он был уверен: это что с
отцом, большим, сильным, умным человеком, который никогда его не бил, покупал
игрушки и велосипед, подкидывал его к потолку, рассказывал сказки и истории
про войну... с ЕГО отцом ничего плохого случиться не может. И когда через
месяц разрешили свидание, и мальчик с подоконника, куда его поставили, увидел
отца - исхудавшего, бледного, заросшего щетиной, бессильно растерянного,
увидел за вертикальной решеткой из толстых прутьев, за какой недавно до этого
видел в зоопарке зверей, - мир его представлений рухнул, и он заплакал
навзрыд..."
В числе всех обвинений ему предъявили обвинение... в развале Красной
Армии. Той самой РККА.
Это ему, кадровому военному, четверть века под ружьем, чапаевцу.
- Я снервничал, - рассказывал отец потом. - Схватил со стола графин, запустил
в следователя. Не попал, тот успел присесть за стол. Выстрелил оттуда в меня,
тоже не попал...
(Я так думаю: не попасть графином в человека, ныряющего под стол, можно.
Но не попасть из пистолета через стол, на расстоянии метра, невозможно. Наверно,
стрелял в сторону или вверх. Попался человек, можно сказать, с сердцем, не
осиротил.
... У этих следователей НКВД тоже жизнь была собачья. Вот спустили сверху план:
выявить в Полтаве столько-то "врагов народа" - и давай. Выявишь меньше, попадешь
в тот же список.)
Не осиротил - но оформил, как положено(!) "десятку". Если бы Ежова не списали
"в расход" в 39-м, не начался откат с пересмотром дел, - в сущности, было почти
то же самое. Для многих так и было. Но наша семья числилась "семьей врага
народа" всего два года.
Выпустили отца весной 40-го. За год и 2 месяцы до войны.
Философское отступление в духе "Пятого измерения".
Что мы знаем о жизни?
- Плохо, что отца арестовали по ложному обвинению, два года ни за что
держали в тюрьме?
- Да уж чего хорошего!..
А теперь смотрите: выйдя из тюрьмы, он ушел в запас, работал на гражданке,
директором мельницы. Когда
началась война, вернулся в строй - но в другую часть, в 7-ю армию Западного
фронта. Досталось изрядно: ранение, контузия, инвалидность - но остался жив.
Прожил, если считать от весны 38-го, еще 23 года. Умер в возрасте 71 год.
В альтернативном же варианте: не обвинили, не арестовали, служил и далее
в 25-й дивизии, начал войну в ней, - ему от того же момента оставалось жить
три, от силы четыре года.
Потому что Двадцать пятую Чапаевскую при оборонах Одессы, потом Севастополя
выбили фактически начисто. Все сослуживцы, коих отец и его зять, муж старшей
дочери, встречали позднее, по разным причинам покинули дивизию еще до войны.
... По первому роману Э.М.Ремарка "На Западном фронте без перемен",
принесшем ему славу, был поставлен фильм. Там есть гениальные кадры: эти
марширующие новобранцы, молодые ребята-немцы - в мундирах, в замечательных
немецких касках, более всех других касок в мире похожих на перевернутые
ночные горшки, с винтовками на плече. Хряп-хряп - по брусчатке сапогами.
И... один за другим превращаются в скелеты. Хряп-хряп!.. - и глазницы вместо
глаз, 32-зубые оскалы, провалы носов, фаланги-кости сжимают приклады. Такой
вот марш: каждый второй скелет.
И 25-я Чапаевская шла к своей последней войне подобным маршем. Роты,
батальоны, полки с развевающимися знаменами, одни под оркестр, другие под
песню, под свою "фирменную":
"Гулял по Уралу Чапаев-герой.
Он соколом рвался с врагами на бой..."
Одни в касках, другие в пилотках, третьи (ближе к зиме) в шапках. Только
в шагающие скелеты превратились бойцы ее не через одного, а сплошь.
И если бы только в ней одной!..
И для нашей семьи, для меня мог получиться вариант почти как в "Пятом измерении",
по реплике Алеши Самойленко:
"... Никогда я не видел отца... Командир разведроты Двадцать пятой
Чапаевской дивизии Е.П.Самойленко погиб при обороне Севастополя в том самом
42-м году... Неизвестно даже, где похоронен, в какой братской могиле. Только и
знаю его по фотографии..." (гл. III, "ВАРИАНТ С ТОЛСТОБРОВОМ")
Что мы знаем о жизни?..
Часть четвертая. "Девятнадцать лет спустя"
1.
Действие переносится в 1951 год, в Полтаву. Я как раз окончил школу,
собираюсь ехать в Москву, поступать.
Отец уже не у дел, пенсионер-инвалид. Задумал писать книгу. У него
такие порывы были и до войны, несколько тетрадок исписал; в эвакуации все
пропало. Понятно о чем: о трех революциях, в коих участвовал, о гражданской
войне, о том же Чапаеве. (До анекдотов о нем он не дожил.) Под такой замысел
написал и в Романовку; прямо в сельсовет. Мол, так и так, если там есть кто
нашей фамилии, сообщите; или пусть отзовутся.
И вот, это было в июле, в середине дня входит в квартиру пожилой худощавый
человек некрупного сложения:
- Здравствуйте, дядя Ваня! Я племянник ваш Иван Григорьевич Савченко.
- А Гришка? - сразу спросил отец. - Гриша живой?
Иван Григорьич положил голову на стол и заплакал.
2.
Оказывается, в Романовке нашлись дальние родичи. С ними он был в переписке.
Дали ему знать в Ленинград. Вот и приехал.
... Дальнейшая, после той встречи история их жизни была такова. Еще года
три дядя Гриша был возчиком. Потом лошадь скончалась; у коней, особенно
рабочих, век недолог. (Почему, кстати, принято о людях говорить "умер" и
тп., а о животных, в том числе о лошадях, "издох", "издохла"? Все надо примерять к
конкретному человеку, конкретной лошади, корове и так далее.)
Так что извоз на этом кончился. С помощью знакомых перебрался в Ленинград,
где нашел единственную доступную малограмотному пожилому человеку работу -
дворником. Эта должность была хороша и тем, что дали хоть какое-то жилье.
А там и война. Сына Ивана взяли в армию, отправили на тот же Лениградский фронт.
Затем блокада, выморившая половину населения. Сын уцелел, потому что на фронте
все-таки кормили. Отец - нет.
Когда после страшной первой зимы 1941/42 Иван Григорьич наведался домой,
не у кого было даже спросить: где похоронили. Многоэтажный многоквартирный
дом на Васильевском острове был пуст.
А "блокадных кладбищ" в Питере изрядно. Пискаревское с полумиллионом
могил - только мемориал.
3.
Земной поклон вам, Григорий Феофанович, никогда не виденный мною дядя Гриша.
Спасая тогда отца, вы спасли и меня.
Вот я смотрю на эту фотографию - и мне почему-то кажется, что из всех нас,
из всей вереницы от того казака Саввы, вы наиболее значительный человек.
Вспоминается высказывание Вивекананды:
"Наиболее значительные люди проходят молча. Будды и Христы, о которых мы
знаем, малы пред теми, о которых мы не ведаем ничего... Такие люди знают,
что если они войдут в пещеру и подумают три Истинных Мысли, эти мысли пройдут
сквозь горы, перелетят моря и океаны, войдут в сердца людей. Будды, Христы,
Магометы пойдут по странам и народам, проповедуя эти мысли.
Но наиболее значительные люди проходят молча. Они не делают шума, но
растворяются в любви."
4.
И конечно же, я не упрекну своего отца ни в каких его делах и поступках.
(Даже и в том, что он три раза - за всю жизнь - поколотил меня; разве лишь в
смысле, что чаще следовало, было за что.) По очень простой причине: мы с
ним подобны. Не похожи, а именно подобны: продолжение один другого по уму,
характеру, взглядам. Настолько, что когда он умер, я долго чувствовал,
будто умерла часть меня самого.
Соответственно, окажись я в его обстоятельствах и в его времени, то решал
и поступал бы так же. Вплоть до того, что и кузину бы, наверно, шлепнул под
горячую революционную руку. И в Компартию, тогдашнюю РКП(б) вероятно вступил бы.
А окажись он в моем времени и моих обстоятельствах, его жизнь была бы
подобна моей. Вплоть до писательства, да! Потому что литературные способности
мои точно от него. И он - с 4-классным образованием да школой "Выстрел" (но,
очень начитанный, много повидавший и переживший человек, которому БЫЛО ЧТО
СКАЗАТЬ) - все-таки написал и издал задуманную книгу. Ну, не без содействия
одного киевского "письменныка" за половину гонорара; но тот, в основном,
грамматические ошибки исправлял. И идеологию. (Киевские "письменныки" по
этой части, образно говоря, здоровы жрать: все, кои сейчас ярко буржуазные
националисты, тогда были с такими острыми советскими локтями, такие все за
социализм, коммунизм и пролетарский интернационализм... никого вперед себя
к кормушкам не пропустят.)
5.
Книга отца стоит на полке рядом с моими: Иван Савченко "Начало пути",
Киев, "Радянський письменник", 1956. На русском языке. Тираж 45 тыс.экз. ... Даже в этом факте: что на русском и таким тиражом - есть что-то
от его чапаевской закваски. Мои ТРИ первые книги в Киеве вышли в переводе
на украинский (за мой счет, за 40% гонорара) - а первая на русском здесь
только к 50-летию, к пожилым годам.
... Ведь чем наиболее интересна отшумевшая восемь десятилетий назад Гражданская
война? Унтера (как Чапаев), от силы прапорщики, а то и просто солдаты
или даже штатские люди во главе революционных полков, дивизий, армий - в пух
и прах разнесли полковников и генералов. И генерального штаба, и не-генерального, пехотных
и кавалерийских, сухопутных и морских. Да еще и помогавшую им заграницу:
французов, румын, немцев, япошек, янки...
Правда, правота оказалась на их стороне. (Сейчас подобная ситуация, похоже,
назревает в науке: понесут скоро "научных генералов".) Заряд Жизни у них был больше (отсюда их блеск глаз, и
песни, и митинги, и нетерпимость) - а Жизнь всегда права и поставит на своем.(*
Вот так и книгой своей батя на склоне дней утер нос заносчивому
сынку, грамотею с высшим образованием.
А вы говорите.
Отец, 1940 г.
Братья, 1932 г.